Шрифт:
Затем наступило короткое затишье, после которого немцы навалились на нас с новой силой…
Как раз тогда мой хозяйственный ординарец предложил забрать наши ранцы из блиндажа, а то как бы чего не вышло…
Это меня в конечном итоге и спасло…
Когда мы в очередной раз отступили под напором превосходящих сил противника, я и получил свою пулю. Откуда она прилетела – Бог весть…
От несильного удара у меня перехватило дыхание. Боли не было… Я попытался сделать шаг, но земля вывернулась у меня из-под ног, и наступила темнота.
6
Заснул я на рассвете, когда солнце уже показалось из-за горизонта.
Хорошо заснул: легко, спокойно и без сновидений…
Проспал, однако, недолго – сестры милосердия разбудили: скоро утренний обход.
Никакой, понимаешь, врачебной этики! Сплошная конкретика…
Меня вообще весьма забавляло то положение, которое занимают в госпитальной структуре сестры милосердия. Дамы ухаживают за ранеными, помогая им сугубо в примитивно-бытовом плане: налить отвар, сделать компресс, поправить подушку или укрыть дополнительным одеялом. В остальном – эти замечательные представительницы прекрасного пола содействуют в написании писем, чтении книг, газет и тому подобной ерунде.
Всю грязную работу по уходу за ранеными выполняют санитары – в большинстве своем уже немолодые мужики-добровольцы. Фельдшеры делают перевязки и уколы, а врачи оперируют и осуществляют общее руководство лечением.
Кстати, о перевязках!
Эти садисты, эти варвары в белых халатах знать не знали, что для того, чтобы приставший к телу бинт легче отходил, его надо намочить раствором перекиси водорода или, на худой конец, марганцовки. А эти упыри попросту рвали по-живому.
Боль адская…
На третий раз я обложил фельдшеров матом в три этажа с балконом и мезонином, упомянув всех их родственников до седьмого колена и их вольных и невольных сожителей из числа представителей животного мира. А потом огласил суть рацпредложения с пероксидом водорода и попросил впредь делать именно так – иначе я буду очень огорчен и прострелю коленки тому лечиле, который будет действовать по старинке.
Консенсус был достигнут.
Ну вот, все суетятся, изображая бурную деятельность. Топочут по коридору, забегают в палаты, проверяя, все ли на вид в порядке, перед появлением профессора. Причем главное – это именно внешний вид, а остальное – издержки…
Наконец все затихает в ожидании.
Ага! Значит, начальство идет!
И точно – из коридора слышится голос профессора Болеслава Яновича Зелинского.
У меня даже как-то каламбур в стихах родился: «И вот нас посетило медицинское светило…»
Наша очередь подойдет минимум через полчаса, потому как палата у нас четвертая, а Зелинский – дядечка на редкость дотошный, вплоть до занудности…
– Доброе утро, господа! – В дверях появился наш профессор в сопровождении свиты из врачей и сестер милосердия.
– Утро – добрым не бывает! – буркнул я.
Не выспался потому что. И вообще! Не люблю, когда они вот так вот толпой вламываются, – чувствуешь себя обитателем зоопарка. Однако поздороваться все-таки надо… Noblesse oblige [101] :
– Здравствуйте, уважаемый Болеслав Янович!
– Ну-с, как вы себя чувствуете, господин прапорщик?
– Отвратительно! Но полон оптимизма!
– Ха-ха… Это очень трогательно, но хотелось бы услышать подробности. Особенно по первому пункту!
101
Французский фразеологизм, буквально означающий «происхождение обязывает». Переносный смысл – «честь обязывает» или «положение обязывает».
Мы с профессором в некотором роде пикируемся. С соблюдением всех приличий, естественно! Не знаю почему, но у меня на врачей всегда такая реакция – юмористическо-истерическая. Хорошо еще, когда у оппонента есть чувство юмора!
– Слабость, пульс учащенный, одышка, боли вот здесь и здесь… – перечислил я. – То же самое, что и вчера.
– Василий Михайлович! – обратился профессор непосредственно к моему лечащему врачу – доктору Исачкову. – Каково, на ваш взгляд, состояние раны?
– Удовлетворительно, Болеслав Янович, – отозвался тот. – Заживление идет хорошо, без осложнений.
– И слава богу! – Зелинский извлек из кармана своего белоснежного халата слуховую трубку, дабы помучить меня традиционным «дышите – не дышите». – Поднимите-ка рубашку, господин прапорщик!
После того как осмотр моей скромной персоны наконец удовлетворил любопытство «светила», профессор взялся за моего соседа – поручика Лазарева.
С ним было сложнее – практически все повреждения внутренние и довольно болезненные. Однако спустя четверть часа величественная процессия медработников торжественно удалилась, оставив нас в покое.