(3) Тогда Фаворин повел рассказ так: „Хорошо известно, — сказал он, — что пределов и сторон света четыре: восток, запад, юг и север. (4) Восток и запад подвижны и изменчивы, а юг и север пребывают в неизменном положении и неподвижны. [468] (5) Ведь солнце всходит не всегда в одном и том же месте, но восход называется либо равноденственным (aequinoctalis), когда [солнце] идет по окружности, которая называется равноденственной , либо летним (solstitialis), то есть летним солнцестоянием , либо зимним (brumalis), то есть зимним солнцестоянием . (6) И заходит солнце не всегда в одном и том же месте. Ведь равным образом его заход бывает или равноденственным (aequinoctalis), или летним (solstitialis), или зимним (brumalis). [469] (7) Итак, тот ветер, который приходит от весеннего востока, то есть равноденственного, называется eurus (эвр), словом, произведенным, как утверждают иные этимологи, от (льющийся от восхода). [470] (8) Греки также называют его другим именем: (дующий от солнца), [а] римские моряки — subsolanus (обращенный к солнцу). (9) Но тот, который приходит от летней и солнечной точки восхода, по-латински называется aquilo (аквилон), по-гречески — (борей), [471] и поэтому некоторые говорят, что Гомер называл [его] (рожденный эфиром); [472] все же полагают, что борей назван от (шум, гул), поскольку он отличается неистовым порывом и шумом. (10) Третий ветер тот, который дует от зимнего восхода; римляне называют [его] volturnus (вольтурном), [473] греки по большей части зовут его составным именем (эвронотом), так как он находится между нотом и эвром. (11) Итак, таковы три восточных ветра: аквилон, вольтурн, эвр, средний из которых эвр. (12) Им противоположны и встречны три других, западных [ветра]: caurus (кавр), который греки обыкновенно <называют> [474] (белый), [475] он дует навстречу аквилону; [476] затем другой, favonius (фавоний), который по-гречески называется (зефиром), он дует навстречу эвру; [477] третий — africus (африк), по-гречески (либ), он дует навстречу вольтурну. [478] (13) Эти две стороны света, восток и запад, противоположные между собой, как кажется, рождают шесть ветров. (14) Юг же, поскольку имеет определенный и незыблемый предел, рождает один южный ветер: по-латыни он именуется auster (австр), по-гречески — (нот), поскольку он туманный и влажный; ведь по-гречески влага называется . (15) И север по той же причине порождает один [ветер]. Он, устремленный навстречу и направленный против австра, по-латыни называется septentrionarius (септен-трионарий), а по-гречески (апарктий). (16) Из этих восьми ветров некоторые исключают четыре ветра и говорят, что делают это, опираясь на авторитет Гомера, который знал только четыре ветра: эвр, австр, аквилон, фавоний, [479] (17) по четырем сторонам света, которые мы назвали первыми, причем восток и запад [рассматриваются] более широко и как единые, а не разделенные на три части. (18) Однако некоторые различают двенадцать [ветров] вместо восьми, вставляя четыре в срединные промежутки между югом <и> [480] севером третьими таким же образом, как на второе место были подставлены четыре между двумя первыми на востоке и на западе.

(19) В свою очередь, есть некоторые другие названия, так сказать, особых ветров, которые жители, каждый в своей местности, придумывают либо по названию области, в которой живут, <либо> [481] по какой-либо другой причине, которая способствовала возникновению слова. (20) Ведь и наши галлы ветер, дующий из их страны, который они считают самым суровым, [482] называют circium, я полагаю, из-за кружения и вращения; (21) приходящий <из>, так сказать, изгибов складок самого побережья Япигии, апулийцы называют тем же именем, что и себя, japyx (япиг). (22) Я считаю, что это почти кавр; ведь он и [происходит] с запада, и, кажется, дует против эвра. [483] (23) Поэтому Вергилий говорит, что Клеопатру, бегущую из морского сражения [484] в Египет, несет ветер япиг (Japyx), [485] а также апулийского коня он назвал тем же словом, что ветер, — Japyx (япигским). [486] (24) Есть также ветер под названием caecius (цекий), [487] который, по словам Аристотеля, [488] дует так, что не гонит тучи вдаль, но привлекает к себе, в силу чего, говорит он, был сочинен этот стих, вошедший в поговорку:

Увлекая за собой, словно кекий облако. [489]

(25) Но кроме тех, о которых я сказал, есть множество других выдуманных [названий] ветров, свойственных каждой области, как тот горациев Atabulus (атабул), [490] которые я также намеревался исследовать по их собственной [природе]; и я добавил бы так называемые etesiae (этесии) [491] и prodromi (продромы), которые в определенное время года, когда восходит Песья звезда, [492] дуют то с одной, то с другой стороны света; [493] и относительно смысла всех слов я бы высказал [какой-нибудь] вздор (effutisse), [494] поскольку выпил лишнего, если бы прежде не произнес уже множество слов, пока вы все молчали, словно читая публичную лекцию . (26) На многолюдном же пиру, — закончил он, — невежливо и неуместно говорить только одному“.

(27) Это Фаворин с величайшей изысканностью слов, а также любезностью и приятностью всей речи поведал нам в тех обстоятельствах, о которых я сказал, за своим столом.

(28) Но что касается ветра, дующего из галльской земли, который, по его словам, называется circium, то Марк Катон в книгах „Начал“ называет этот ветер cercium, а не circium.

(29) Ведь когда он писал об испанцах, живущих по эту сторону Ибера, он употребил следующие слова: „Но в этих областях [есть] прекраснейшие железные и серебряные рудники, [есть] огромная гора из чистой соли; сколько [от нее] возьмешь, настолько она увеличивается. Ветер церций (cercius), если ты говоришь [о нем], наполняет щеки, опрокидывает вооруженного человека, нагруженную повозку“. [495]

(30) Но относительно того, что я сказал [496] выше, будто этесии дуют то с одной, то с другой стороны света, боюсь, не сказал ли я [497] опрометчиво, следуя мнению многих. (31) Ведь во второй из книг Публия Нигидия, [498] которые он назвал „О ветре“, есть такие слова: „И этесии, и ежегодные австры дуют по ходу солнца (secundo sole)“. Итак, следует рассмотреть, что значит „по ходу солнца“. [499]

Обсуждение и сравнение фрагментов, взятых из комедии Менандра и Цецилия под названием „Ожерелье“ (Plocium)

(1) Мы часто читаем вслух комедии наших поэтов, заимствованные и переведенные с греческих [образцов] Менандра [500] или Посидиппа, [501] или Аполлодора, [502] или Алексида, [503] а также некоторых других комедиографов. (2) И когда мы читаем их, они совершенно не вызывают отвращения и даже кажутся написанными столь мило и изящно, что думаешь, будто ничего не может быть лучше. (3) Но ведь если сравнить и сопоставить с самими греческими [комедиями], откуда произошли эти, и по отдельности тщательно и внимательно сличить по очереди отрывки, латинские начинают очень сильно уступать и внушать презрение; настолько они лишены остроумия и блеска греческих, которым не сумели подражать.

(4) Как раз недавно был у нас подобный опыт. (5) Мы читали „Ожерелье“ Цецилия; [504] ни мне, ни присутствовавшим [это] совершенно не было неприятно. (6) Захотели мы также почитать и „Ожерелье“ Менандра, у которого он взял эту комедию. (7) Но после того, как в руках оказался Менандр, с самого начала, о благие боги, насколько вялым и холодным показался Цецилий, насколько отличным от Менандра! Клянусь Геркулесом, оружие Диомеда и Главка не было оценено в более неравную цену. [505]

(8) Затем чтение подошло к тому месту, где старик-супруг жаловался на богатую и безобразную жену, так как он вынужден был продать свою служанку — девушку, хорошо знающую службу и приятную на вид, подозреваемую женой в том, что она [его] любовница. Я ничего не скажу о том, насколько велика разница; я велел выписать стихи и из одного, и из другого и представляю другим для вынесения суждения. Менандр [пишет] так: