(5) Некоторые комментаторы Луцилия ошибались, полагая, что по закону Фанния по сто ассов положено постоянно в любой день. (6) Ведь Фанний назначил по сто ассов, как я сказал ранее, на некоторые праздничные дни и назвал эти самые дни, а ежедневный расход в другие дни он ограничил в одном случае тридцатью, в другом — десятью [ассами].

(7) Затем был принят закон Лициния, который, как и Фанниев, позволил в определенные дни тратить по сто ассов, на свадьбу допустил по двести, а на прочие дни назначил по тридцать ассов; хотя он установил определенное количество мяса и соленой рыбы на каждый день, однако все, что дает земля, виноградник, деревья, было позволено без различия и без ограничений. [519] (8) Поэт Левий [520] упомянул об этом законе в „Эротопегниях“. (9) Слова Левия, в которых он описывает, как козленок был принесен на пир, отправлен обратно, а стол, как предписывал закон Лициния, состоял из фруктов и овощей, суть следующие:

(10) Луцилий также упоминает этот закон в следующих стихах:

(11) Далее Луций Сулла, диктатор, — поскольку, после того как эти законы, как бездействующие и устаревшие были преданы забвению, многие владельцы больших состояний стали кутить и промотали в водоворотах трапез и <пиров> [522] свое имущество и деньги, — предложил закон, которым определялось право и разрешение в Календы, Иды, Ноны, дни игр и в некоторые праздничные дни тратить на обед по триста [523] сестерциев, а во все прочие дни — не более чем по тридцать.

(12) Кроме этих законов мы также обнаружили закон Эмилия, [524] в котором определялись не траты на обед, но род и вид кушаний.

(13) Наконец, закон Анция, [525] помимо денежных затрат предписывал также, чтобы тот, кто является магистратом или намеревается достичь магистратуры, не ходил обедать никуда, кроме как к определенным лицам.

(14) Последним, в правление Цезаря Августа, [526] пришел к народу закон Юлия, [527] в котором, со своей стороны, на будние дни назначалось по двести, в Календы, Иды и Ноны и некоторые другие праздники — по триста, а на свадьбы и послесвадебные пирушки — по тысяче сестерциев.

(15) Атей Капитон [528] также говорит, что есть эдикт — не помню точно, божественного ли Августа или Тиберия Цезаря, [529] — в котором расходы на обед в дни различных празднеств были увеличены с трехсот сестерциев до двух тысяч сестерциев, чтобы, по крайней мере, этими ограничениями сдерживалось кипение бурлящей роскоши. [530]

Что греки называют аналогией и что, наоборот, аномалией

(1) В отношении латинского языка, как и в отношении греческого, одни полагали, что должно следовать аналогии , другие — аномалии . (2) Аналогия есть изменение формы слова, подобное [изменению других] сходных [слов], которое по-латыни некоторые называют соразмерностью (proportio). (3) Аномалия — несхожесть изменения слов, следующая обыденной [речи]. (4) А два прославленных греческих грамматика, Аристарх и Кратет, всеми способами защищали один аналогию, другой — аномалию. [531] (5) Марк Варрон в восьмой книге „О латинском языке“, посвященной Цицерону, объясняет, что нет никакого правила подобия, и показывает, что почти во всех словах преобладает обыкновение. (6) „Как при том, что мы говорим, — пишет он, — lupus (волк) — lupi (волка), probus (хороший) — probi (хорошего) и lepus (заяц) — leporis (зайца), так и раrо (я готовлю) — раravi (я приготовил) и lavo (я мою) — lavi (я вымыл), pungo (я колю) — pupugi (я уколол), tundo (я стучу) — tutudi (я постучал) и pingo (я рисую) — pinxi (я нарисовал). [532] (7) И хотя, — продолжает он, — от сеnо (я обедаю), prandeo (я завтракаю), poto (я пью), мы говорим cenatus est (я пообедал), pransus est (я позавтракал), potus est (я выпил), однако от destingor (я срываю с себя), extergeor (я вытираюсь), lavor (я моюсь) мы говорим destrinxi (я сорвал), extersi (я вытер) и lavi (я помыл). [533]

(8) Так же, хотя мы говорим от Oscus (оск), Tuscus (этруск), Graecus (грек) Osce (по-оскски), Tusce (по-этрусски), Graece (по-гречески), однако от Gallus (галл), от Maurus (мавр) мы говорим Gallice (по-галльски) и Maurice (по-мавритански); равным образом от probus (хороший) — probe (хорошо), doctus (ученый) — docte (учено), но от rarus (редкий) не говорят rаrе, но одни употребляют rаrо (редко), другие — rarenter (редко)“. [534] (9) Далее Марк Варрон в этой же книге пишет: „Sentior (я чувствую) не говорит никто, и это само по себе ничего не означает, но adsentior (я соглашаюсь) говорят почти все. Один Сизенна [535] говорил в сенате adsentio (я соглашаюсь) и впоследствии многие следовали ему, но не смогли победить обыкновение“.

(10) Но тот же Варрон в других книгах написал многое в защиту аналогии. (11) Следовательно, есть как бы некие общие места, говорящие против аналогии и, в свою очередь, наоборот, за аналогию.

Беседы Марка Фронтона и философа Фаворина об оттенках цветов и об их греческих и латинских названиях; и здесь же о том, что за цвет spadix (красно-бурый, каштановый)

(1) Философ Фаворин, отправляясь к консуляру Марку Фронтону, [536] как кажется, страдавшему подагрой, пожелал, чтобы и я с ним пошел к нему. (2) А затем, когда там, у Фронтона, в присутствии многих ученых мужей завязался разговор о цветах и их названиях, поскольку вид цветов разнообразен, а названия неточны и малочисленны, (3) Фаворин сказал: „Больше цветовых различий в зрительных ощущениях, чем в словах и названиях цветов. (4) Ведь — чтобы не касаться других их сочетаний (concinnitates) [537] — эти простые цвета красный (rufus) и зеленый (viridis) имеют, с одной стороны, по одному названию, однако множество различных оттенков.

(5) И эту нехватку слов я вижу скорее в латинском языке, чем в греческом. Конечно, цвет rufus (красный) назван от rubor (краснота, красный цвет), но хотя огонь (ignis) красен по-своему, по-другому — кровь (sanguis), иным образом — пурпур (ostrum), иначе — шафран (crocum), [538] латинская речь не выражает эти отдельные оттенки красного специальными собственными наименованиями и обозначает все это одним названием rubor (красный цвет), [но], заимствуя названия цветов из самих предметов, называет что-либо огненным (igneum), пламенным (flammeum), кроваво-красным (sanguineum), шафрановым (croceum), пурпурным (ostrinum), золотым (aureum).