Ноиро захлестнула волна праведной обиды. Этот Хаммон за мальчишку его держит? Будто он сам не определит, о чем можно и о чем нельзя писать! Ноиро, однако, подавил ненужные эмоции и лишь поморщился:

— Для себя выспрашиваю. Мой фотоаппарат и камера остались у археологов, и если бы я даже захотел о вас с Элинором что-то написать, доказательств у меня не будет, а кто мне поверит без документального подтверждения?

Хаммон оценивающе оглядел его:

— Что ты не дурак, я сразу понял. Хоть и Улаху подставился. Но то по незнанию, по неопытности. Кристи вон спервоначалу тоже налетел… Сам себя штопал. Не дай боги еще раз увидеть этот процесс! И ведь никакого обезболивающего, никаких антибиотиков под рукой уже не было, заражение пошло. Чудом выжил!

— Мне Кот рассказывал, что Улах проклял и Та-Дюлатара. А за что? Что Та-Дюлатар ему сделал?

— Улах хотел брата извести. Младшего. Араго который. А Кристи его возьми да откачай, к тому же сразу догадался, откуда ветер дует, и до Улаха дошло, что он догадался. Они друг друга мигом невзлюбили! Шаман начал козни строить, всеми силами выживал Кристи из деревни. Тот Араго долечил и ушел. Не сюда, сначала он недалеко от деревни поселился, ну и я там же. Тогда-то его Улах и проклял. Парень неделю мучился, я сам все видел. То горячка, то беспамятство, то вдруг вскочит — и ну ломиться наружу из дома, будто гонит кто-то, я на нем висел, чтобы не убежал. Страшно — не представляешь как! Тайком к нему пришла мать Араго и Улаха, долго что-то над ним шептала, заговаривала, что ли… Она тогда еще не старой была, глаз не отвести! И в лице не обычная, колдовская красота. А когда шептать начинала, менялась. Молодела, молодела и на девушку одну становилась похожа, его… — кудлатый оборвал себя на полуслове. — Молодела, в общем. Кристи в лихорадке, бредит, к ней тянется, она шепчет, бормочет — и так целыми днями. Я чуть не рехнулся тогда с ними! И все равно не сберегла, он убежал и на животину какую-то в сельве наткнулся. История вроде твоей, одним словом. Зверюга ему чуть кишки не выпустила, даром что мельче твоей кошки была, но на его счастье с охоты возвращался Отау с братьями, услышал, как они дерутся, спас парня. Так и было. А уж как он от того проклятья себя потом избавил, я не знаю. Не верил я раньше ни в какие проклятья, а тут сам увидел, как оно бывает. Одно точно: тебе самому надо выкарабкиваться, Кристи только подсказать может, а за тебя это никто не сделает. Такая вот он гадина, Улах твой!

Ноиро лежал и очень отчетливо воочию представлял себе события минувших дней, когда где-то неподалеку, в таком же домике, жил еще совсем молодой целитель, неведомо откуда взявшийся в сельве и бесспорно цивилизованный, а при нем — Хаммон, старик из Кемлина, с причудами. Хотя тогда и он еще не был стариком…

И тихий шепот той безумной старухи, ее глаза, вдруг ставшие такими знакомыми и такими чудесными — их Ноиро успел увидеть в памяти Та-Дюлатара тогда, на радуге. И не старуха она вовсе, а женщина колдовской красоты…

Но у Хаммона был такой вид, будто он что-то не договорил. Как там учил Элинор? Из другого измерения можно лечить? Интересно, а добраться до скрываемой в памяти информации — можно?

«Есть последний способ»… — пробулькало в далеком прошлом, и помехи реального мира визгом перекрыли дальнейшие слова матери вождя Араго. Заметались образы, снова померкли. Хаммон будто что-то почувствовал, и журналист, досадуя на свою неумелость, с остервенением опять протиснулся в прошлое, хранимое разумом другого человека. В детстве у Ноиро была уверенность, что если долго смотреть на ребро монетки или край странички, то можно пробраться в скрытый ото всех мир. Примерно то же самое он проделывал сейчас — забирался в пространство внутри «страницы» чужого разума.

Снова бульканье, почти совсем неразборчивое. Мать вождя на пороге домена, не молодая, но еще и не старая — ничего в ней от той безумной старухи, которую не смог спасти Ноиро. В самом деле — красавица! Помехи. Помехи. Жуткие помехи. Бульканье. Мать Араго, что-то говорящая ему, Хаммону. Не слышно, что. Занавеска-циновка. Мешает. Бульканье слов. Стон. Надо уйти из дома. Шипение. Стон. «Есть последний способ»… Занаве…

— Станэ-а-вэста!

Ноиро вздрогнул и выкатился из «межстраничья» Хаммоновой памяти. На пороге, где только что в видении стояла мать вождя, возник Та-Дюлатар с охапкой хвороста в руках. Обращался он к сопровождавшим его воинам, но между делом бросил недовольный взгляд на журналиста. Хаммон покачнулся и моргнул.

— А ты откуда взялся? — спросил старик, точно только что проснулся.

Целитель посмотрел на него, на Ноиро, поджал губы и покачал головой. В словах его тоже сквозил укор, когда он ответил Хаммону. Тот выслушал и перевел:

— Хм… Слышь, журналист! Он тебе говорит, чтобы ты не лез, пока не умеешь. Куда — не знаю. Он так сказал и, говорит, передай, мол.

Один из дикарей положил на стол у печки освежеванную тушку какого-то животного. Элинор со смехом заговорил с ним, остальные копьеносцы тоже засмеялись, хехекнул и Хаммон.

— Так молодцы они! — сказал старик. — А то из нас троих охотники, как из слепня карбюратор! Хоть подранка своего откормишь, а то скелет скелетом.

— Зато прыткий, — покосившись на Ноиро, с сильнейшим акцентом, но все же на кемлинском проговорил целитель.

— Ух ты! — восхищенно выдохнул журналист. — Ты где это так?

Прежде чем ответить, Элинор сунул часть хвороста в топку печи, но заговорил опять на своем наречии. Хаммон хлопнул себя по ляжкам:

— Говорит, с Бемго пообщались. Язык, де, не трудный, главное — произношение запомнить. Так он что, по-нашему заговорил? — старик удивленно округлил глаза.

— А вы разве не слышали?

— Говорю тебе, дурья ты голова, я не вижу разницы, на каком бы языке он ни говорил: что на латыни, что на квантор… ой! — он осекся и хлопнул себя по губам.

— Что? — тихо переспросил Ноиро, приподнимаясь с постели.

— Ты о чем?

— Хватит делать из меня дурака! Вы сейчас назвали два языка, о которых я никогда не слышал!

— И не услышишь. Это мертвые языки. Кристи их в университете учил. Угу! — нашелся Хаммон, пятясь. — У них там все медики на этих языках разговаривают.