Том 1. Стихотворения 1906-1920
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

1 января 1917

«День идет…»

День идет. Гасит огни. Где-то взревел за рекою гудок фабричный. Первый Колокол бьет. Ох! Бог, прости меня за него, за нее, за всех!

8 января 1917

«Мировое началось во мгле кочевье…»

Мировое началось во мгле кочевье: Это бродят по ночной земле — деревья, Это бродят золотым вином — грозди, Это странствуют из дома в дом — звезды, Это реки начинают путь — вспять! И мне хочется к тебе на грудь — спать.

14 января 1917

«Только закрою горячие веки…»

Только закрою горячие веки — Райские розы, райские реки… Где-то далече, Как в забытьи, Нежные речи Райской змеи. И узнаю, Грустная Ева, Царское древо В круглом раю.

20 января 1917

«Милые спутники, делившие с нами ночлег…»

Милые спутники, делившие с нами ночлег! Версты, и версты, и версты, и черствый хлеб… Рокот цыганских телег, Вспять убегающих рек — Рокот… Ах, на цыганской, на райской, на ранней заре Помните жаркое ржанье и степь в серебре? Синий дымок на горе, И о цыганском царе — Песню… В черную полночь, под пологом древних ветвей, Мы вам дарили прекрасных — как ночь — сыновей, Нищих — как ночь — сыновей… И рокотал соловей — Славу… Не удержали вас, спутники чудной поры, Нищие неги и нищие наши пиры. Жарко пылали костры, Падали к нам на ковры — Звезды…

29 января 1917

«У камина, у камина…»

У камина, у камина Ночи коротаю. Все качаю и качаю Маленького сына. Лучше бы тебе по Нилу Плыть, дитя, в корзине! Позабыл отец твой милый О прекрасном сыне. Царский сон оберегая, Затекли колена. Ночь была… И ночь другая Ей пришла на смену. Так Агарь в своей пустыне Шепчет Измаилу: «Позабыл отец твой милый О прекрасном сыне!» Дорастешь, царек сердечный, До отцовской славы, И поймешь: недолговечны Царские забавы! И другая, в час унылый Скажет у камина: «Позабыл отец твой милый О прекрасном сыне!»

2 февраля 1917. Сретение

«Август — астры…»

Август — астры, Август — звезды, Август — грозди Винограда и рябины Ржавой — август! Полновесным, благосклонным Яблоком своим имперским, Как дитя, играешь, август. Как ладонью, гладишь сердце Именем своим имперским: Август! — Сердце! Месяц поздних поцелуев, Поздних роз и молний поздних! Ливней звездных Август! — Месяц Ливней звездных!

7 февраля 1917

Дон-Жуан

«На заре морозной…»

На заре морозной Под шестой березой За углом у церкви Ждите, Дон-Жуан! Но, увы, клянусь вам Женихом и жизнью, Что в моей отчизне Негде целовать! Нет у нас фонтанов, И замерз колодец, А у богородиц — Строгие глаза. И чтобы не слышать Пустяков — красоткам, Есть у нас презвонкий Колокольный звон. Так вот и жила бы, Да боюсь — состарюсь, Да и вам, красавец, Край мой не к лицу. Ах, в дохе медвежьей И узнать вас трудно, Если бы не губы Ваши, Дон-Жуан!

19 февраля 1917

«Долго на заре туманной…»

Долго на заре туманной Плакала метель. Уложили Дон-Жуана В снежную постель. Ни гремучего фонтана, Ни горячих звезд… На груди у Дон-Жуана Православный крест. Чтобы ночь тебе светлее Вечная — была, Я тебе севильский веер, Черный, принесла. Чтобы видел ты воочью Женскую красу, Я тебе сегодня ночью Сердце принесу. А пока — спокойно спите!.. Из далеких стран Вы пришли ко мне. Ваш список — Полон, Дон-Жуан!

19 февраля 1917

«После стольких роз, городов и тостов…»

После стольких роз, городов и тостов — Ах, ужель не лень Вам любить меня? Вы — почти что остов, Я — почти что тень. И зачем мне знать, что к небесным силам Вам взывать пришлось? И зачем мне знать, что пахнýло — Нилом От моих волос? Нет, уж лучше я расскажу Вам сказку: Был тогда — январь. Кто-то бросил розу. Монах под маской Проносил фонарь. Чей-то пьяный голос молил и злился У соборных стен. В этот самый час Дон-Жуан Кастильский Повстречал — Кармен.

22 февраля 1917

«Ровно — полночь…»

Ровно — полночь. Луна — как ястреб. — Что — глядишь? — Так — гляжу! — Нравлюсь? — Нет. — Узнаешь? — Быть может. — Дон-Жуан я. — А я — Кармен.

22 февраля 1917

«И была у Дон-Жуана — шпага…»

И была у Дон-Жуана — шпага, И была у Дон-Жуана — Донна Анна. Вот и все, что люди мне сказали О прекрасном, о несчастном Дон-Жуане. Но сегодня я была умна: Ровно в полночь вышла на дорогу, Кто-то шел со мною в ногу, Называя имена. И белел в тумане посох странный… — Не было у Дон-Жуана — Донны Анны!