Данный доклад можно рассматривать как часть более широкой программы преодоления классических представлений о поведении социальных объектов, которые прошли точку самозапуска аутопоейзиса и длят себя во времени как объекты «эпистемические». Словом, для нас наибольший интерес представляет не столько то, к'aк люди, руководствуясь своими рациональными представлениями, осуществляют инструментальную деятельность при помощи вещей, а то, как осуществляется имплозия аутопойезиса объект-центричных культур, родившихся в обособившейся («ожившей») целостности, где люди и вещи оказались в одном смысловом кластере различений (в смысле логики Спенсера-Брауна).

Обозначенная трансформация не открывается сразу, а порожденные ею формы социальности еще не выражены явно и зачастую остаются в поле традиционных интерпретаций — как социально-групповое образование, хотя и новое. В этой связи уместно констатировать: там, где традиционно работала связка «человек — коллектив — человек», или «человек — общество», «комьюнити — человек», стала образовываться связка «человек — технологическое устройство» или «эпистемическая вещь — человек».

Но сама по себе констатация того, что первый тип связки уступает место второму, в условиях сохранения традиционной социологической интерпретации, мало что прибавляет пониманию изменившейся статуарности событий. Чаще всего видят подмену «истинных» (действительных) человеческих отношений симулякрами. В постмодернистских текстах мы найдем «впадение в царство симулякров», «утрату подлинности». Возникает «тоска по подлинности», алармическое философское настроение. И оно подвигает к поиску инстанции, скрывающейся за грамматической формой «Я». Вырабатываются техники соответствующих дискурсов, позволяющих всякий раз уточнять, кто говорит. Известный вопрос Хайдеггера: «Ты сам говоришь? Или нечто в тебе говорит?». Это нечто может интерпретироваться как либидо, анонимное бытие, символическое бытие или какая-то инстанция, присваивающая себе форму «Я».

Описывая аутопоейтический объект традиционным языком из словаря субъект- объектной социологии, мы обречены искать для них место в старых мыслительных схемах. Для релевантного их объяснения и понимания («чувствительности к ходу времени») необходимо расширение словаря объект-центричной социальности.

Приведу только несколько сопоставлений, которые выводят нас на признаки эпистемической вещи. С одной стороны, это инструментальное понимание вещи, а с другой — эпистемическое. Эти признаки представлены в Таблице 1.

Таблица 1. Сопоставление инструментальных

и эпистемических признаков понятия вещи

Объект — ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЙ Объект — ЭПИСТЕМИЧЕСКИЙ

«Равен самому себе» — «Не равен самому себе» — спрятанная, но полностью развернутая сущность приобретает новые свойства и изменяет те, которые («стол с закрытыми ящиками») имел. («постоянно воспроизводящаяся

незавершенность») Позиция независимого наблюдателя Со-делание, «тонкая подстройка» — Определение управляющего уровня -> перехват (формула взаимного сотворения) управления Предполагается, что существует (потенциально) Объекты генерируют всевозможные знаки, единственно верное описание, а все другие репрезентации и выражаются через них -> стоят ближе или дальше от него. требование расширения социального воображения

и словаря. Антропоцентрические системы Анонимные неживые системы со свойствами

живого организма -> социальные риски Объекты наделяются человекоразмерностью, Объектные отношения замещают социальные и а их содержание и сущность усматривается в участвуют в формировании: социальных отношениях. — эмоциональных миров;

— коллективных договоренностей;

— морального порядка. Идентичность обретается исключительно в Диктуется необходимость определения социальных отношениях идентичности (обретения своего «Я») совместимой

с объект-центричностью

Таблицу я комментировать не буду, об этом я уже говорил. Сделаю еще несколько замечаний. Если раньше мы ставили вопросы: «как понимать процесс?», «как задать ему необходимое русло, которое бы нас устраивало?», — то в новой ситуации, в условиях незавершенности, мы, если говорить математически, входим в уравнение на правах переменной, а не на правах самой функции и управления этой функцией.

Хоружий С.С.: Очень существенный момент.

Ивахненко Е.Н.: В этой ситуации можно говорить о двух тактиках нашего действия. Иногда аутопоейзис заходит далеко (как в случае с финансовым кризисом), и

его губительные последствия и риски становятся значительными. И если в этой, условно говоря, игре мы начинаем ощущать неизбежность проигрыша при всех вариантах развития сценария, то уход от разрушительных волн аутопоейзиса может осуществляться путем усекновения его сложности. Эта тактика у нас часто именуется как «переход к ручному управлению». То есть кризис нужно где-то приостановить. Такая приостановка пролиферации новых свойств может иметь место.

Но есть и другой тип тактик: содействие с усложняющимся аутопоейзисом. Это возможно, но не в ситуации, когда риски становятся совершенно очевидными и губительными. Это игра на более высоком уровне, включение новых фигур — эксперта, менеджера, политика в поток нарастающей сложности. В западном обществе такая игра получается, похоже, лучше до определенного уровня. Эта стратегия предполагает безостановочное продуцирование механизма в тонкой подстройке. Это постоянное интеллектуальное бодрствование, отсутствие какой-то конечной единой схемы или формулы, которую мы могли бы заполучить, чтобы управлять. Этим и отличается общество знания: структура знания вводится в поведение и в логику управления.