Если откровенно, то ее вернувшаяся теплота ужасала его, заставляя все время пребывать в напряжении.

Всякий раз, когда она посылала ему свою мягкую улыбку, он готов был сдернуть ее с лошади и взять ее, грубо и жадно, прямо тут, на пыльной дороге, среди камней.

Чейз всегда считал себя человеком достаточно широких взглядов. Бабушка его запросто справлялась с любой мужской работой, к тому же его своенравные сестры рано приучили его к мысли, что женщины далеко не тот слабый и нежный пол, какими их до сих пор предпочитает изображать общество.

Когда слухи об эпизоде с Анни Роскелли дошли до его дедушки, Джейк отвел его в сторонку и прочитал суровую лекцию о том, как нужно обращаться с женщинами. Чейз тогда возражал деду, что не стал бы распускать руки, если бы девчонка сама его не спровоцировала. Но Джейк был непреклонен.

– Неважно, какие они и что они творят с собой и со своим телом.
– Чейз на всю жизнь запомнил краску гнева на морщинистых щеках деда.
– Обращайся с женщинами так, как ты бы хотел, чтобы другие ребята обращались с твоими сестричками, - вот и все правило.

Этот мудрый совет не раз помогал ему в последующие годы, даже когда над ним брали верх юношески неукротимые гормоны.

Благодаря этой лекции Джейка Чейз никогда не участвовал в излюбленных сексуальных играх друзей по команде - на пари приводить каждый вечер новую партнершу. Поначалу он был слишком занят Джесси и ее проблемами, и у него просто не хватало времени на женщин. Потом, когда у нее все более или менее устроилось, он понял, что девушки, увивающиеся за спортсменами, его не слишком привлекают. А их, в свою очередь, больше интересовал его успех на поле, известность и его банковский счет.

У него было несколько серьезных романов с женщинами, далекими от спорта, и всегда эти отношения были основаны на общих интересах, дружбе и глубокой привязанности.

А потому его первобытное, почти животное влечение к Карли удивляло и пугало Чейза. Он никогда не испытывал подобного испепеляющего вожделения. Он обливался потом и вынужден был постоянно ерзать в седле, чтобы хоть как-то облегчить муку физического желания.

Она, конечно, очень красива, он не собирался этого отрицать. Даже в вытертых джинсах и алой форменной куртке она выглядела очаровательно свежей и юной. Солнечные лучи окружали ее ореолом, ласкали кожу и отражались в ее сказочных золотых волосах, так, что на нее было больно смотреть. Разумеется, это не мешало ему бросать на нее взгляды столько раз, сколько можно было позволить себе, чтобы не испугать свою спутницу. Смотреть на нее - все равно что поднять глаза на полуденное солнце, но будь он проклят, если упустит свой шанс. Он хотел насмотреться на нее до конца своих дней - пусть даже до слепоты.

Какая- то внутренняя сила постоянно настраивала его на ее волну: когда она улыбалась, у него пересыхало во рту, когда она запрокидывала голову и выгибала спину, чтобы размять онемевшие мышцы, он в отчаянии стискивал зубы. Он едва не вывернул на себя флягу с водой, когда она, обогнав его на тропинке, приподнялась в стременах и наклонилась, чтобы подбодрить Искорку.

Ладно, у него давно не было женщины. Очень давно, если быть точным. У него не хватало ни времени, ни сил на серьезные отношения. И все же он практически не замечал недостатка в женской ласке, пока некая особа с глазами цвета шоколада не вернулась в город, чтобы терзать его душу и тело.

Но пугают его вовсе не эти вспышки безудержного влечения, мрачно размышлял Чейз. С ними он бы еще справился, хоть они доставляют массу неудобств.

Нет, его сбивало с ног нечто гораздо более глубокое.

Он боялся, что это любовь.

То, что он испытывал сейчас, не было похоже на смятение чувств ошеломленного юноши двадцати с небольшим лет, который вдруг понял, что его влечет к угловатому подростку с карими смеющимися глазами. Да, десять лет назад между ними определенно что-то было. Он уважал ее мужество, ценил ее чувство юмора, гордился тем, как она умела постоять за себя, даже когда была совсем ребенком.

Но сейчас это была любовь зрелого мужчины - глубокая и властная. Он хотел слиться с ней в одно, впитать в себя ее женственность, ее отвагу, просыпаться с ней рядом каждый день и каждый день любоваться этой нерешительной, нежной улыбкой.

Кого он пытается одурачить? Скорее пальмы вырастут среди хвойных лесов Вайоминга, чем Карли ответит на его любовь.

Он ей не безразличен. Она что-то к нему чувствует. Чейз видел это чувство в ее глазах и вечером, когда они стояли у ее палатки, и сегодня утром… какую-то пугливую ранимость, которая его потрясла. Но он попал в западню. Может, ее и влечет к нему, но Карли никогда не сможет по-настоящему полюбить его, пока верит, что он был способен предать многолетнюю дружбу, способен был увести у Майка его невесту Джесси.

Но если он расскажет ей всю правду о той весне, она так или иначе возненавидит его - за то, что он разбил ее веру в Майка, осквернил память о нем. Карли потеряла брата, которым восхищалась, которого обожала, но у нее по крайней мере остались дорогие ее сердцу воспоминания. Разве он может отнять у нее даже их?

– Эй, скаут! Просни-ись!
– Ее далекий оклик оторвал его от невеселых мыслей.

Чейз привстал в стременах и сморщился, судорожно выдохнув, когда знакомая острая боль пронзила колено. Первый приступ прошел, а оставшуюся болезненную пульсацию он просто по привычке постарался игнорировать.