Шрифт:
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы распознать затопившее сердце чувство. Нежность. Глубокая и отчетливая, сладкая, дивная нежность. Ей хотелось прижать его к себе, забрать его боль и разделить свою.
Вот они, знаки той любви, которую она считала давно умершей. А эта любовь всегда жила в душе, лишь затаилась на время, словно в зимней спячке - до тех пор, пока его тепло не вернуло ее к жизни.
Она любит Чейза Самуэльсона. И, наверное, никогда не переставала его любить.
Карли зябко поежилась, скрестила на груди руки, не в силах отойти от него. Неужели она дошла до такой глупости, что по-настоящему верила, будто ненавидит его?
Ей удалось осторожно вытащить из-под него один спальный мешок, почти не потревожив его сон. Чейз только что-то невнятно пробормотал, и его дыхание снова стало ровным. Она расстегнула на мешке «молнию», укрыла его и чуть дрожащими пальцами подоткнула со всех сторон, как заботливая мать больного ребенка.
Эта несказанная ямочка снова явилась ее глазам, Чейз блаженно улыбнулся уютному теплу, а Карли, медленно и протяжно выдохнув, опустилась на землю поближе к костру.
– О, Чейз, - прошептала она.
– Что же мне с тобой делать?
7
Где- то посреди ночи, уже после того как Карли, отчаявшись согреться у догорающего костра, приткнулась так близко к Чейзу, как только позволили ей ее гордость и спальный мешок, она проснулась от странного звука, не сразу сообразив, что именно ее разбудило.
Но вот он опять, этот звук. Сдавленный, приглушенный стон, чей-то крик боли, переворачивающий душу.
С нее мгновенно слетел весь сон. Чейз всегда поразительно терпеливо переносил страдания. Однажды, еще когда они были детьми, он сломал руку во время лыжной прогулки с ее семьей по окрестным горам. Карли прекрасно помнила, что он казался ей тогда самым отважным мальчиком на свете. Ни единым стоном он не выдал своей боли. Даже пытался шутить и поддразнивал ее всю дорогу до кабинета доктора Миллера, а она семенила рядом и скулила, словно это у нее была сломана рука.
Ей трудно было сейчас даже вообразить глубину страданий, которые могли вырвать у него такой стон. Она неуклюже выкарабкалась из спального мешка и зажгла фонарь. В мутном свете Карли смогла разглядеть, что он сбросил с себя мешок, которым она его укрыла вечером. Даже при этом свете и сквозь плотную ткань джинсов его левое колено выглядело неестественно раздутым по сравнению с правым.
Ее горестный выдох разбудил Чейза. Он встревоженно подскочил.
– Что такое?
– О, Чейз, - прошептала она.
– Ну, как ты мог до такого довести? Ты должен сейчас же снять джинсы. Надо посмотреть, что с твоей ногой.
– Ну и ну, мисс Джейкобс, - протянул он, проводя пальцами по растрепанным волосам.
– Заявляю со всей определенностью - вы вгоните меня в краску.
Она нахмурилась.
– А я заявляю со всей определенностью, что сейчас рассержусь и напущу на тебя Джексона, если ты не стянешь штаны прежде, чем колено раздерет их по швам.
Похоже, он сообразил, что она права. Без какого-либо намека на стеснительность расстегнул джинсы и осторожно потянул за штанины.
Карли вспыхнула и поспешно отвела глаза от обнаженных мускулистых, покрытых темными волосками ног. Чейз с отвращением взглянул на зловещую багровую опухоль, а потом их глаза встретились, и уже совсем другие чувства Карли прочитала в его взгляде. Нежность. Потом желание. И, наконец, откровенную, жгучую страсть. Карли почувствовала, как остро-сладкая дрожь, зародившись внизу живота, разошлась по всему телу концентрическими кругами, словно от брошенного в воду камешка.
Она судорожно выдохнула.
– Я… м-м… пойду принесу немного снега. Нужно приложить к колену. Может, удастся как-то уменьшить опухоль, чтобы ты утром встал на ноги.
Она сунула ноги в ботинки, не потрудившись даже зашнуровать их, схватила первую попавшуюся кастрюлю из рюкзака и ринулась из пещеры. Гроза уже отгремела, оставив после себя чистейший, наполненный озоном воздух. «Сейчас, должно быть, около полуночи», - решила Карли. Вчерашний полный шар луны появился на небе уже с выщербленным кусочком, но все же достаточно яркий, чтобы она смогла отыскать пятно нерастаявшего снега в расселине скалы.
Она хватала его и запихивала в кастрюлю голыми руками, даже не заметив, что они очень скоро окоченели. Жаркий взгляд Чейза проникал сквозь ее кожу. Это самое настоящее сумасшествие, думала она. Достаточно ему только посмотреть на нее - и у нее уже дрожат колени, как у новорожденного ягненка.
Она наполнила кастрюлю, но продолжала сидеть на корточках, уставившись на приветливо мерцающий неярким светом узкий вход в пещеру.
«Ты можешь это сделать. Ты справишься. Ты вернешься туда, в пещеру, где тебя ждет стройный, красивый, полуодетый парень с океаном дивных обещаний в глазах.
И ты просто облегчишь его боль и сделаешь вид, что этой испепеляющей властной тяги не существует.
Ты всегда гордилась своей силой воли».
Она представила, как он лежит там, распростертый на спальном мешке, взъерошенный, теплый, сексуальный, - и застонала. Несколько раз хлопнула себя заледеневшими ладонями по щекам. Никакого результата.
Господи, да кого она пытается одурачить? Когда дело касается Чейза Самуэльсона, у нее остается не больше силы воли, чем у ее матери на дешевой распродаже.