Как позже выяснилось, БЕПО дошел только до станции Новоельня, так как полотно на перегоне Новоельня-Лида было разрушено во многих местах.

С утра 23 июня события стали нарастать подобно снежному кому, катящемуся с горы. Начальник гарнизона Белоусов в 10:30 прислал в штаб донесение, в котором по состоянию на 08:45 сообщал:

Северо-восточнее Вильнюса (там находится город Каунас — Ковно) утром не могло быть танков противника, там вообще еще не могло быть никаких вражеских частей, ибо из-за подрыва мостов они еще не переправились через Неман. Что за гул моторов услышали люди Белоусова? Где-то далеко из района Кайшядориса выдвигалась к реке Невяжис 84-я моторизованная дивизия, возможно, перемешались какие-то другие части. Мог отходить артполк на тракторной тяге (не исключено, что это был 270-й ГАП РГК, действительно находившийся в районе Каунаса и впоследствии вошедший в подчинение командования 27-й армии). Так или иначе, но до полудня 23 июня никакая опасность с суши Вильнюсу не грозила. Разве что с воздуха. В 9 часов утра на Вильнюс был совершен новый воздушный налет, причем на аэродроме взорвались склады, вероятно, резервуары с горючим авиабазы и хранилище боеприпасов бомбардировочного полка. Утром же из летних лагерей ускоренным маршем вернулось местное пехотное училище (начальник — полковник Серебряков, заместитель — полковой комиссар Липкинд). Это было 450–500 активных штыков, но без пулеметов и с минимумом патронов. В 9-й дивизии им выдали боеприпасы и гранаты, после чего они направились на свой оборонительный участок. К 10:45 курсанты и часть 3-го МСП НКВД заняли оборону в районе ст. Подъельники, в ЖБД 9-й дивизии есть уточнение, где намечалось развертывание: в районе железнодорожного тоннеля, высота 211 и 6, перекресток дорог Лида — Оршаны (карта Литовской ССР, масштаб 1:10 0000, лист «Лентварис», N-35–51). Сохранилось донесение командира полка, поступившее в 12:30:

Не совсем понятно, что за сотня танкистов и артиллеристов безличного оружия упоминается в донесении. Танкисты могли быть из 46-го ТП, артиллеристы, возможно, были зенитчиками из 12-й бригады ПВО.

Между 13 и 14 часами 23 июня в штаб прибыло трое сотрудников НКГБ, которые пригласили комдива на вокзал на экстренное совещание. На вокзале никого не оказалось, так как, видимо, паника сделала уже свое дело. Истомин писал о том, что «эти сотрудники мне сказали (чему свидетель майор Валеев, он оказался там вместе с ними), что положение в городе безнадежно, на Вильно двигается мех. колонна и что они город покидают». Вот-вот — «на Вильно двигается мех. колонна». Увидели на подходе танки своей же 5-й дивизии, не разобрались и все: спасайся кто может. Именно в это время по городу вновь усилился поток отступающих в паническом бегстве разрозненных частей РККА, у которых ничего толком узнать было невозможно. Авиация противника своими налетами и стрельбой из пулеметов на бреющих полетах увеличивала и так неспокойную обстановку в городе. Выждав, пока людской поток уменьшился, полковник В. Н. Истомин отдал приказ на отход по шоссе по направлению на Молодечно. Эшелон с имуществом 84-го полка и документами штадива был отправлен туда еще утром. Находившиеся за городом подразделения 201-го и 41-го МП, которые по приказу штаба обороны занимали на подступах отдельные участки обороны, снялись самостоятельно, получив, видимо, указание своего командования, и ушли в неизвестном направлении. Или, что тоже возможно, их смяли и увлекли за собой толпы отступающих, принявших части 5-й ТД за немцев, так как поиски их не увенчались успехом, а телефонной связи с ними в штабе обороны не имелось. Позже отряд полковника Г. А. Белоусова (до трех тысяч человек с шестью орудиями) «всплыл» в составе Двинской оперативной группы генерал-лейтенанта С. Д. Акимова. Группа курсантов Виленского училища во главе с майором П. Саргялисом, оставленная для охраны своего летнего лагеря в Швенченеляй, вышла из окружения в районе Невеля. 349-й ОЗАД также снялся и ушел к Браславу и затем — к Двинску. Так столица Литвы была оставлена без боя, а танковая дивизия Ф. Ф. Федорова — без какой-либо поддержки.

Справка. Майор Бровкин сумел собрать разобщенные подразделения своего полка воедино и вывести их из Прибалтики, сохранив боеспособность. В 1942 г. по результатам аттестации ему было присвоено звание полковник. Командовал 5-й СД ВВ НКВД.

При отходе к Вильнюсу обескровленной, измотанной сутками почти непрерывного боя 5-й дивизии удалось, возможно, лишь на короткое время оторваться от противника. Фактически соединение более чем на 50 % утратило боеспособность. Судя по тому, что ее танковые полки 22 июня в силу специфики поставленных задач (отбить назад два захваченных подразделениями вермахта отдаленных друг от друга моста) действовали по отдельности, целостность также была утрачена. Еще в ночь на 23 июня некоторые части 5-й танковой дивизии разновременно отходили от Алитуса, часто в разных направлениях, теряя связь со штабом и ядром главных сил, которое составлял 9-й танковый полк. Есть данные, указывающие на то, что штаб дивизии (возможно, со спецподразделениями — батальоном связи, медсанбатом и прочими тыловыми частями) продвигался на Ошмяны. Но оперативная группа штаба с комдивом находилась, вероятнее всего, с 9-м полком.

Существует версия (сайт «Механизированные корпуса» —, что часть подразделений из состава 10-го танкового полка к исходу 23 июня отступила на юг в полосу Западного фронта, в район выдвижения частей 21-го стрелкового корпуса. В дальнейшем они составили основу сводного танкового батальона (командир — майор Егоров), принявшего участие в контрударе 24-й Самаро-Ульяновской Железной дивизии 26–27 июня на Ошмяны. Генерал армии К. Н. Галицкий по поводу этого батальона писал, что он был придан дивизии 25 июня 1941 г. Начало формированию положил эшелон с 8 новыми КВ, прибывший 25 июня на станцию Юратишки. Вероятно, это был как раз тот батальон из 29-й ТД, который возвращался с учений и в котором служил воентехник И. И. Крылов. Кроме того, из общей массы отходящих на восток остаточных групп собрали более десятка Т-34 и 14 (или даже более) Т-26. Однако в 10-м полку не было ни одной тридцатьчетверки, на 6 июня 1941 г. в его составе имелись один Т-28, 89 БТ-7, семь Т-26 и 20 бронемашин. Гораздо более высока вероятность того, что остановленные танки принадлежали батальону 59-го ТП 29-й дивизии, отступавшему на Лиду после боев под Гродно и Скиделем. А танки 5-й ТД могли находиться где-то еще или просто на одном из переходов остались без топлива и были брошены. В журнале боевых действий 13-й армии в записях от 29 июня встречается запись о танковом полку 7-й танковой дивизии, находившемся в 5 километрах юго-западнее Воложина в лесу. Вероятнее всего, в журнале ошибка, и речь может идти об остатках полка 5-й танковой дивизии, так как никаких частей из 6-го мехкорпуса в районе Воложина, который находится СЕВЕРНЕЕ Немана, просто не могло быть. Или, что еще вероятнее, это был действительно полк 7-й танковой дивизии, но не советской, а германской. Эта ошибка была растиражирована в ряде приказов и распоряжений штаба Западного фронта. Так, например, командиру 21-го стрелкового корпуса предлагалось достать дизельное топливо для этого полка и увязать с ним последующие действия. Исходя из предположения, что полк все же существовал и принадлежал именно 5-й танковой дивизии, можно сделать вывод, что остатки его в конце июня 1941 г. оказались в глубоком тылу противника, где, по-видимому, прекратили существование. Но это лишь предположение. Последние же три танка Т-34 из сводного батальона были потеряны 2 июля при прорыве 24-й дивизией окружения у Радощковичей.

В «Начальном периоде» утверждается, что часть сил 5-й ТД пробивалась на север, часть — на юго-восток (она якобы попала в «минский котел»). Второе утверждение в корне неверно, и тому есть неопровержимые доказательства, которые будут приведены позже. Но вот насчет первого… В истории дивизии остались «белые пятна», и мало шансов на то, что их удастся закрасить. Но есть все же одно свидетельство, причем «с той стороны».

2-й армейский корпус вермахта входил в 16-ю армию ГА «Север» и наступал против 188-й и левого фланга 33-й дивизий 11-й армии, то есть значительно севернее участка прорыва частей Гота. В состав корпуса входила 12-я пехотная дивизия (командир — генерал-лейтенант Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах). Бывший офицер этой дивизии Б. Винцер весьма ярко описывает, как его подразделение, глубоко продвинувшись в глубь советской территории, получило приказ развернуться фронтом на запад, чтобы не дать возможности прорваться на восток выходящим из окружения советским частям. Выходившие на позиции противника колонны автомашин и густые цепи пехотинцев беспощадно расстреливались. И вот здесь произошло знакомство автора воспоминаний с русскими тридцатьчетверками, которые неожиданно для него проутюжили позиции артиллерии и ушли на восток. Он писал: «Наши 37-миллиметровые противотанковые орудия посылали снаряд за снарядом в лобовую броню танков Т-34. Попадание за попаданием, но никаких пробоин. Круто в небо уходил светящийся след от взорвавшегося снаряда, с диким визгом и жужжанием ударяли рикошетом стальные снаряды в порядки советской пехоты и в деревья. Так мы впервые столкнулись с „Т-34“. Видимо, от нас утаили его существование, когда внушали, что ничто не может устоять против наших 37-миллиметровых противотанковых пушек… советские танки прорвали наши позиции и, гремя гусеницами, покатили дальше на восток. Они оставили позади мертвых и раненых — своих и наших. Мы окружили их, и им всем следовало бы поднять руки. Однако во многих местах они с боем пробивались на восток» [278] . Согласно доступным на настоящий момент сведениям о составе танкового парка в ПрибОВО, Т-34 имелись ТОЛЬКО в 5-й танковой дивизии.

Попытка 5-й ТД удержать Вильнюс окончилась неудачей. Отойдя к предместьям столицы Литвы, ее подразделения заняли оборону на южной и западной окраинах города. На прямую наводку была поставлена вся артиллерия, в том числе из 5-го гаубичного артполка и зенитная. На марше от берегов Немана к 1-му дивизиону 5-го ГАП присоединилось несколько орудийных расчетов из 615-го корпусного артполка 29-го корпуса. Кому принадлежали зенитные орудия, неизвестно (зенитчики дивизии погибли в бою с танками у алитусского моста), скорее всего, полковник Ф. Ф. Федоров подчинил себе имевшие боеприпасы подразделения 12-й зенитной бригады. Кто руководил огнем артиллерии, не ясно (не удалось точно установить, где был убит начальник артиллерии дивизии полковник В. И. Артамонов), но на позициях видели командира 5-го ГАП майора В. М. Комарова, а в конце боя — начштаба полка майора Н. П. Ткачева. Непосредственно рядом с позицией 1-го дивизиона находились два зенитных орудия и два танка. Защитники города сосредоточенным огнем заставляли разворачиваться в боевой порядок идущие по шоссе немецкие колонны, при этом подбили немало боевых машин и другой техники, истребили десятки захватчиков. На редкость эффективным был огонь поставленных на прямую наводку гаубиц [279] . По данным зам. командира дивизии Ушакова, было выведено из строя до двух батальонов танков, четыре батареи противотанковых орудий, шесть минометных батарей и четыре крупнокалиберных пулемета. В этом бою исключительную стойкость и храбрость показали командир огневого взвода 5-го ГАП младший лейтенант Романов, младший лейтенант Поляков, лейтенант Фомин и старший лейтенант М. И. Веденеев из 10-го танкового полка. О героизме 5-й в боях за Вильнюс поведал полковник П. Н. Тишенко: «Подступы к Вильнюсу со стороны Аиитуса были усеяны трупами и подбитыми танками как немецкими, так и нашей славной 5-й танковой дивизии. Кажется, на южной окраине Вильнюса я присоединил к штабу корпуса башенного стрелка из 5-й танковой дивизии, который еле передвигал ноги, но упорно шел с танковым пулеметом на плече. Он мне рассказал, что 5-я танковая дивизия геройски дралась, пока было горючее и боеприпасы. Его экипаж вынужден был подорвать танк, сняв предварительно [с него] пулемет».