Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений
вернуться

Голенищев-Кутузов Илья Николаевич
Шрифт:

«Тот, кто увидел предел…»

Тот, кто увидел предел Мудрости шаткой, Тот, кто вполне овладел Лирою краткой, Мир не отвергнет – о нет! – Знающей горькой улыбкой, Жалостью к людям согрет Нежной и зыбкой.

СОНЕТ

Там, где светил предельных чистота, Тысячелетья – краткие мгновенья. Как мне понять? В часы уединенья Во мне звучит могильная плита. О страшный звук! Печальная чета Надгробных кипарисов, запах тленья… Твои давно исчислены мгновенья. Садись у придорожного куста. И слушай ночь. Куда спешить? К чему? В потертую дырявую суму Сложи надежды. И с мечтою тленной Усни. И в лабиринте древних снов Ты повторишь заклятье странных слов: Во мне пылает полнота вселенной. 1934

НА СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА I ЮГОСЛАВЯНСКОГО

Ты оживаешь, Король, Движешь стихией свободной, Пресуществленная боль, Стала душою народной. В гневе полночной грозы, В стоне пастушьей свирели, В тихом сияньи росы, В осени жертвенном хмеле, В памяти страшных утрат, В ярком биении жизни, Силой заветных преград, Алою кровью отчизны – Ты оживаешь. Сердец Слитное слышу биенье. Только терновый венец Духа венчает рожденье. Рок отступает слепой. Ритмом надгробных рыданий Ты вознесен над землей В пурпуре древних преданий. 1934, ноябрь

«О одиночество! Луна сквозь саван туч…»

О одиночество! Луна сквозь саван туч И вьюга снежная над узким переулком, Где шаг твой слышится таким чужим и гулким. Меж телом и теплом – замок и ржавый ключ. К чему спешить. И как ты завершил Вседневный кружный путь: вот дом и вот калитка. Не разворачивай томительного свитка. Ты знаешь всё давно. От альф и до могил Душой измерены земные расстоянья. А там, на небесах, пронзительней, ясней Над трехаршинною бесспорной бездной дней Луны загробное, незрячее сиянье. 1935

ЦЫГАНСКАЯ БАЛЛАДА

Ich schluss eine Katz am Zann,

Der Anne, der Hex, ihre schwarze liebe Katz.

Gothe

Мяукнула кошка на крыше дощатой: Проснулась, взыграла нечистая сила, И в чаще заохал леший мохнатый, И с неба звезда покатилась – Через пень, пень, пень, Через лес, лес, лес, Прямо в ад. Три меченных накрест забил я дробинки В ружье и три черные козьи шерстинки, И кошка упала к ногам моим, воя И землю когтями кровавыми роя, – Через пень, пень, пень, Через лес, лес, лес, Прямо в ад. Шесть старух явилось и стали у двери, Но по имени ведьм я окликнул: Ты Дарья, ты Марья, Авдотья, Лукерья, А ты Катерина, и ты Акулина – Через пень, пень, пень, Через лес, лес, лес, Прямо в ад. И старухи исчезли, как ветер стеная, В соседней деревне зажглась огневая Зарница. И скрипка запела в руках моих дико, И звуки неслися, лихие, как лихо, Как по небу красная птица – Через пень, пень, пень, Через лес, лес, лес, Прямо в ад. Всё быстрей я летел под луною двурогой, В алой мгле подо мной исчезали дороги, Ногами скользил по земле обгоревшей, Смычком я касался звезды побледневшей – Через пень, пень, пень, Через лес, лес, лес, Прямо в ад. 1935

ДЮРЕР

Склонись над книгой – тихие страницы Раскроются, как дальние дороги. Уже летят невиданные птицы, Пасутся белые единороги. Германские тяжелые тритоны Плывут по Рейна златоносным водам. И виноградников пьянеют склоны Под голубым и неподвижным сводом. Веселый рейтер, весь литой из стали, Беспечно скачет по дороге пестрой, Но знающий скелет, глазницы пяля, Ему грозит своей косою острой. Вот собралися молодые ведьмы Лететь на шабаш в сладострастном страхе. Крестом цветут рогов оленьих ветви И на коленях молится Евстафий. Вот Апокалипсиса всадник мстящий Земле несет невиданные муки, Но защищают мир переходящий Апостолов молитвенные руки. Над месяцем блаженная Мария Стопою легкой попирает змея, И облаков струится литургия, Над яслями младенца нежно рдея, И кроткий лев у ног анахорета Лежит и дремлет под псалмов журчанье, И в откровении теней и света Вдали встают, как давние преданья, Готические города, темницы, Соборы, площади и римские фонтаны, По улицам грохочут колесницы Великолепного Максимильяна Среди толпы, и музыки, и криков. И этот мир таит в себе глубоко Весь этот пир обличий, красок, ликов – Художника всевидящее око. 1936

ИЗИДА

Душа еще полна видений. Ей чудится подземный свод, И знаки мертвых поколений Она с волненьем узнает. Кто ей в скитаниях поможет? За ней – некрашеный порог. Уже ее во тьме тревожит Могильный осторожный бог. Бормочут тише, глуше маги, Всё уже страстное кольцо. И в огненном сияньи влаги Горит любимое лицо, И ниспадают покрывала, И обнажаются миры. Но всё, что сердце предсказало, Лишь отсвет роковой игры, Улыбка сфинкса средь пустыни, Пути, подвластные судьбе… О, знанье полное отныне Тебя во мне, меня в тебе. 1935

«Ночных небес томительный избыток…»

Ночных небес томительный избыток, И вспышки краткие июньских гроз, И в лепестках поблекших маргариток Полупризнанье, длительный вопрос, И влажных губ невнятный жаркий лепет, И первых капель сбивчивый ответ, Зарниц далеких неизбежный трепет, И мрак и свет, и снова мрак и свет. 1936

«Чем ты противилась сильней…»

Чем ты противилась сильней, Уединяясь безрассудней, Оберегая скудость дней – Безлюбые глухие будни, Тем я упорнее ловил Твое невольное волненье, Как пенье голубых светил, Как волн полночное кипенье. И легкое движенье плеч, Стесненных осторожной тканью, Твоя прерывистая речь, Досада и полупризнанье – Всё приближало ясный час, Когда поблекнут все утраты И алой кровью свяжет нас Слепой, пылающий, крылатый. 1936