Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений
вернуться

Голенищев-Кутузов Илья Николаевич
Шрифт:

«За это одиночество…»

За это одиночество И эту тишину Отдам я все пророчества, Сердечную весну, И полдня прелесть сонную, И тела древний хмель, И полночи влюбленную, Двужалую свирель. Томленье недостойное Я в сердце победил И слушаю спокойное Течение светил. К чему любви пророчества, – Душа, как сны, вольна. Такое одиночество, Такая тишина…

«Ты знаешь все пляски…»

Ты знаешь все пляски Сновидческих лет, Певучие краски Блаженных планет. Ты знаешь все лады Щаветной игры, И ритмы Эллады, И Ганга костры. Так почему же Разлучены Тела и души, Дела и сны?

К ВЕЧЕРНЕЙ ЗВЕЗДЕ

Поляны мглистая Блестит слюда. Вверху лучистая Горит звезда. Сквозь негу сонную Смутных ветвей Ты благосклонную Печаль навей. Уже склоняешься, Тиха, бела. Едва касаешься Ветвей ствола. Да, я был пламенный, Да, я был твой, Неотуманенный Скорбью земной. И что мне осталось От огненных сфер? Только боль и музыка Твоя, Люцифер. И силы забвения В душе моей нет, А пути искупленья – Миллионы лет. О, если б именем Процвесть иным, Радостным пламенем, Не моим, не твоим. Беглой зарницей Небо обнять, Непорочной денницей Вспыхнуть опять!

К ДЕМОНУ

Предвечный брат, ты грустью небывалой Мир опьянил. Предвечный брат, ты вспыхнешь розой алой В сердцах светил! Прекрасен ты, как первозданный вечер, Ущербен, светел, тих И, как альпийский непорочный глетчер, Превыше дел земных. Но иногда космическою бурей И огненной тоской Ты нарушаешь древний сон лазури, Ведешь неравный бой. И вновь, мечом пронзенный серафима, Ты падаешь во тьму. Пройти ли мне в смертельном страхе мимо? Нет, я приму И боль, и стыд, и непокорный гений, Огонь и лед Твоих путей, дерзаний, и падений, И роковых свобод. И только я любовью невозможной К тебе, мой брат, Порву твой круг томительный и ложный, Открою путь назад. Напрасно ты склонился к изголовью В моем смущенном сне, – О, жертвенною вспыхнешь ты любовью К себе, ко мне! Всё, что томило, пело и мерцало, Распяв сердца, Тогда над миром вспыхнет розой алой В садах Отца.

«Когда сойдет огонь лазури…»

Когда сойдет огонь лазури На обнаженные сердца, В алмазном токе звездной бури, В одежде пламенной жреца Я встану над самим собою И опочивший мой двойник Эфирным саваном закрою, Чтоб не увидеть тленный лик. И долго в странствиях духовных За тонкою чертою дней Мне будет сниться брат мой кровный, Истаявший среди теней.

«Я лежал на морском песке…»

Я лежал на морском песке На берегу, неизвестном мне, Никого не помня и не видя, Обломок погибшего корабля. И только крик чайки В тот кораблекрушительный час Доносился до тонкой грани Потонувшей души моей. И этот крик чайки Над желтым неведомым взморьем Связал непричастную душу Со странным миром земным… [6] Париж, 1931

6

Это было видение того, что случилось почти тридцать лет спустя (в 1960 году) на Рижском взморье. (Прим. сост.).

«Учись смирению у трав…»

Учись смирению у трав И щедрости – у диких лилий, Чтобы, земному всё отдав, Без отречений, без усилий И празднословья перейти В эфирный пламень Параклета, Чтоб сердце вспыхнуло в груди, Где медленно змеилась Лета. 1933

«Благодарю, за всё благодарю…»

Благодарю, за всё благодарю, За страшное вещей обычных знанье, За нищую парижскую зарю Над хаосом полусуществованья, За то, что вижу в древней наготе Вседневных призраков богоявленья И приближаюсь медленно к черте Конечного освобожденья. За то, что в смене отреченных дней Порой таким восторгом сердце дышит, Что видит только торжество огней, Свое страдание не слышит, Само собою пьяно, восстает До равнодушия лазури, Безумствует, пророчит и поет В алмазном токе звездной бури.