Катя задохнулась от ярости, в животе в тот же миг родился огненный шар.

–  Атанасиос, - прогрохотал голос Цимаон Ницхи и сам Создатель появился перед ними.

Девушка уже успела заметить, что полным именем тот называет сына редко, обычно когда крайне им недоволен.

–  Отец, - склонил голову юноша.

Рука с перстнем взяла его за подбородок.

–  Разве не учил я тебя, сын мой, уважению?

–  Да, отец.

–  Но ты как будто не внял моему наказу, - несколько удивленно подытожил Создатель.

–  Прошу меня простить, я…

Цимаон Ницхи покачал головой.

–  Так не пойдет.

Катя вцепилась в перила, пытаясь сконцентрироваться на жжении внутри. Управлять своей яростью ей удавалось с огромным трудом.

–  Простите меня, отец, - тем временем лепетал Атанасиос.

–  Пусть она простит, - кивнул Цимаон Ницхи на девушку, - а я уж как-нибудь.

Юнец, низко опустив голову и глядя в пол, пробурчал извинения.

Катя обожгла его гневным взглядом и, держась за живот, где с бешеной скоростью проворачивался шар, прошипела:

–  Ты - дерзкий щенок, простить тебя будет слишком мило с моей стороны!
– Огненный шарик в животе таял.
– Пусть служит мне, - заявила она, все так же глядя на Атанасиоса, но обращаясь к Создателю.

–  Служит? Как именно?
– уточнил Цимаон Ницхи.

Катя многозначительно кивнула. Выражение испуга на мальчишеском лице, с которого слетела последняя спесь, позабавило ее.

–  Будет моим слугой!
– Девушка рассмеялась. Настроение у нее неожиданно улучшилось. Ей хотелось делать больно, унижать, и это желание стало вдруг нарастать с невероятной скоростью. Она смотрела в желтые глаза, ища в них былую надменность, но не находила. Тогда она размахнулась и ударила юнца по щеке.

–  Катя!
– в ужасе ахнул Вильям.

Янтарные глаза зажглись ненавистью, лишь после этого девушка удовлетворенно протянула:

–  Будешь бегать с поручениями, как собачка за палочкой! И я убью тебя, если посмеешь еще открыть свой рот!

Она наблюдала за тем, как сжимаются и разжимаются кулаки мальчишки. Атанасиос посмотрел на отца, умоляя вмешаться, но тот бесстрастно промолвил:

–  Прощение придется заслужить.

Мальчишка было бросился к выходу с балкона, но

Катя крикнула:

–  Стоять!
– и, подтянув его к себе за тунику, промурлыкала: - Твое первое поручение - иди собирай мои вещи! Я хочу домой!

Катя обернулась к Вильяму - растерянному и потрясенному ее поведением.

–  Найди Киру, скажи, что мы отправляемся домой.

Девчонка постоянно где-то пропадала.

–  Домой? Когда?

–  Сейчас!
– разозлилась девушка и подтолкнула своего новоявленного слугу в спину: - Ты, займись вещами.

По- отечески ласковая и понимающая улыбка Создателя ее раздражала и, когда они остались наедине, Катя бросила:

–  Думаете, вам все известно?

Цимаон Ницхи наклонил голову.

–  Больше, чем ты думаешь. Надеешься, если поспешишь, сможешь догнать ягуара?

Девушка как могла разыграла удивление.

–  Зачем?

Создатель внезапно взял ее за плечи и, приподняв как тряпичную куклу, сильно тряхнул.

–  Потому что он избаловал тебя, позволив однажды взять над собой верх!

Злость ушла, будто ее и не было, на смену ей пришел страх. Желтые глаза смотрели глубоко-глубоко, причиняя внутреннюю тупую боль.

–  Можешь играть с ними со всеми, - процедил сквозь зубы Цимаон Ницхи, мотнув головой на выход с балкона.
– Играй, я дарю тебе мой театр, девочка, но никогда не забывай, кто дал тебе власть! Я слишком долго ждал, моя дорогая, и если будет надо, подожду еще…

–  Я хочу домой, - выдавила из себя Катя, мучимая пристальным взглядом янтарных глаз. Сейчас она как нельзя лучше понимала тех, кто боялся даже думать попасть в Тартарус. Создатель был страшен в гневе. И девушка подозревала, что сейчас он еще совсем не в гневе, а лишь немного раздосадован.

Цимаон Ницхи поставил ее на пол, и на его губах вновь возникла та самая - по-отечески ласковая улыбка, всепонимающая и всепрощающая.

–  Бес в тебе силен и он не настолько благороден, как ангел Вильяма, чтобы не контролировать тебя постоянно.

–  Я прекрасно себя чувствую, - заверила Катя, делая осторожный шаг назад.

–  Хватит думать о ягуаре, - предостерег старейшина.

Ей хотелось крикнуть: «Хватит говорить мне, о чем думать и что делать», но после вспышки гнева Создателя она не осмелилась. Сказала другое: