– С работы пришёл к вам… а работаю на немцев.

– Да уж говорили об этом, – отозвалась с облегчением Татьяна Федосеевна.

Вдруг привстала девочка, обратив к молодому человеку пунцовое лицо, хлопнула по столу ладонью:

– Вас понимают и относятся очень серьёзно и... и знают – вы готовите спасение России, рискуя жизнью!

Отец Георгий воззрился на дочь. Лонгин, благодаря Ксению, учтиво наклонил голову:

– Прошу меня великодушно извинить! Похоже, что я рисуюсь, а это и впрямь неуместно. Спасибо вам!

Его ел стыд. По её намёкам он догадывался: она внушила себе, будто он тайно помогает неким партизанам, что героически борются и с партизанами-большевиками, и с немцами. Настанет час – партизаны-антикоммунисты поднимутся и в тылу сталинских войск. К этому времени Германия потерпит военное поражение – немцы отступят на запад, а сталинцы побегут из России куда понесут их ноги... Ксения нарисовала раз эту картину – якобы свой навязчивый сон.

Пользуясь её фантазией, Лонгин эксплуатировал ореол героя... Убеждал себя: нет смысла разуверять её – все его доводы она поймёт только как недоверие к ней.

Они пили чай, глядя в глаза друг другу. Её щёки были всё ещё розовы от вспышки, но до чего нежно белели атласные виски. Он, словно в том была нужда, попросил позволения приходить почаще – она слегка кивнула.

Хозяин и хозяйка, потчуя гостя печеньем-вареньем, делали свои выводы. Восемнадцатый год пошёл дочери… Отец Георгий заботливо попросил молодого человека:

– А о немцах не задумывайтесь. Сейчас я прочту, что привёл меня Господь прочесть, когда началась их война с Совдепией. – Он степенно встал из-за стола, принёс из молельной каморки блокнотик в переплёте тиснёной кожи:

– В те дни в Белграде я посещал верующего русского и в его богатой библиотеке заинтересовался «Очерками об Эфиопии». Эта древнехристианская страна в Африке – колыбель веры среди невежества – должна заключать в своей истории особенно важное Божье поучение.

Отец Георгий стал читать в блокноте выписку из белградской книги. В начале XVI века на Эфиопию наседали турки. Этим тяжким, беспокойным временем воспользовались живущие в стране язычники, восстали и захватили центральный район страны. Тогда эфиопы-христиане обратились за помощью к одним из самых опасных, хищных колонизаторов того времени – португальцам. Они уже успели проглотить жирные куски Африки. Соединённые силы эфиопов-христиан и португальцев обратили язычников в бегство, разбили и отогнали турок. Но португальцы остались хозяйничать в стране.

– И тогда, – прочёл отец Георгий тихо и многозначительно, – широкое народное возмущение обратилось на них, и им пришлось убраться.

«Она – моя суженая? Я вправду хочу от неё детей?» – повторял в себе Лонгин, чувствуя, что иная жизнь не по нему. Он пригласил Ксению в театр. После знойного дня был предгрозовой душный вечер, выгоняющий пот, низко над головой сияли месяц и большие звёзды, а в стороне дрожащим светом озаряли небо зарницы.

Рижская русская труппа давала в псковском театре оперетту Легара «В стране улыбок». До чего обольстительна была Ксения в вечернем платье, которое подчёркивало тонкость и длину её девической талии.

В театре собрались почти все знакомые: военный комендант, городской голова, Олег Ретнёв и один из его подчинённых обходительный парень по фамилии Колохин, носивший в петлице тёмно-зелёную ленточку с мечами – знак отличия для добровольцев восточных областей.

Оперетта вызвала у публики какой-то лихорадочно-разудалый приступ веселья. В антрактах громко хохотали, жадно пили холодный морс местного изготовления и французское вино, женщины бросали по сторонам возбуждённые взгляды...

Когда стали расходиться, комендант ощутил потребность в широком жесте – отдал распоряжение Ретнёву, и тот стал окликать избранных... Пару дюжин гостей пригласили в комендатуру «на ликёры».

Клара, угадавшая предмет страсти Лонгина, бросилась к Ксении, утверждая с радостной категоричностью – та должна непременно сесть с ней «в женском кружке». Женщина не ревновала – она испытывала азарт соучастницы, уверенная в цели приятеля развратить девочку.

– Обязательно напою малышку! – шепнула ему.

Он попытался не пустить Ксению, но та, не услышав слова Клары, легко и твёрдо сказала:

– Без волнений, пожалуйста! Мне не нужна опека!

И оказалась за столом между Кларой и тощей Керстин. Зашёл разговор о качествах сыров, Лонгин вместе со всеми смеялся шуткам, и вдруг Керстин, чья худоба и развинченность были по-своему так действенны, предложила тост за кого-то, чьё имя пока не называла. Лонгину мигом вспомнилось, как она восхищалась им, когда их постель бывала мокрой от пота!.. Сейчас она – само воодушевление – говорит о неком истом герое, созданном не для шумихи, но для того, чтобы его усилия вели к победе. Глаза женщины пылко блестят, из рюмки, зажатой костлявыми пальцами, проливается ликёр. Упорядоченно и без малейшей жёсткости звучит немецкий, фразы ясны, как раскрытая ладонь. Она предлагает выпить за человека, принадлежащего к титанам, которые непревзойдённо делают своё дело.