— Да она мне никто, — тихо возразил он. — Ну так как ты?

— А кому нужны мои жалобы? Двадцать минут ждать поезда — это, я тебе скажу…

— А что еще в пакете? — Он заглянул внутрь.

— Суп, печенье, шоколадные хлопья. Ты где остановился?

— Здесь, неподалеку, — уклончиво ответил он.

— Ну и хорошо, — отозвалась она, все поняв. — А дискоклуб «Клеопатра» рядом? — спросила она, как будто заранее заготовив вопрос.

— В Патрикхилле все рядом с ним.

— Тебе нужно туда сходить.

— Зачем?

— Обязательно! В воскресенье вечером там собираются люди постарше, вроде тебя.

Он почувствовал, как сердце забилось сильнее. Он был готов ждать, а она — нет.

— Ты выглядишь неважно. Надо чаще бывать на людях. — Сказать так человеку, только что вышедшему из тюрьмы, могла только Нэн.

— Ну так как же твои дела? — Он старался говорить тихо и ровно. Четыре долгих года он вынашивал план, и сейчас впервые в нем шевельнулись сомнение.

— Все в порядке, — кивнула Нэн. Несмотря на отсутствие образования, она была очень и очень проницательной. — Бизнес идет неплохо, достаточно гладко, — она положила ладонь на скатерть. — Картины продаются хорошо. Лестница все такая же, как ты ее оставил. Хочешь взглянуть на дом?

Он скосил глаза влево и кивнул.

— Я принесла фотографии.

— Не картину?

— Ты еще не так стар, чтобы безнаказанно дерзить. — Она протянула конверт с фотографиями.

Он достал снимки. Фото собаки, большой серебристой лайки с умными глазами в черных пятнах на белой морде.

— Гелерт, — сказал он.

— И кличка, и характер — все те же.

— Отважная и преданная собака. Рассказ про нее был моим самым любимым. Ты рассказывала нам…

— Когда вы сидели в шкафу. — На лице Нэн появилась редкая улыбка. — Сейчас это большая собака. — Она ловко всунула ему в ладонь свернутую пачку двадцатифунтовых банкнот. — А здесь ты увидишь, что мы сделали с верандой.

Белый коттедж на песчаном пляже со шрамом из водорослей после прилива, большие окна, недостроенная деревянная веранда, обесцвеченная сильными западными ветрами и скупым шотландским солнцем.

Дом совсем не изменился, как и пляж, и замок. Только лайка, лежавшая у входа, выросла.

Он долго смотрел на фотографию, не замечая, что Нэн хочет убрать ее вместе со всеми. Потом отлучился в туалет, чтобы спрятать деньги в ботинок.

— Ну, мне пора. Увидимся.

— Конечно, увидимся. — Ему вдруг захотелось, чтобы она осталась. — Передавай… привет.

— Съешь суп! — Она потрепала его по голове знакомым с четырехлетнего возраста движением, когда хотела убедиться, что у него нет вшей, и ушла, забрав с собой фотографии.

Он поднял чашку, внимательно посмотрел на молочную пленку и откинулся назад, расслабляясь. Мисс Перекись что-то говорила. А может, если закрыть глаза…

— Извините, — повторила мисс Перекись, — вы не знаете, сколько сейчас времени?

Он перевел взгляд на ее столик. Часов на руке уже не было.

Ну что ж. Он подумал о своем новом жилище, с горячей водой и хрустящими белыми простынями. Он слишком долго жил так, как пожелала Ее Величество. Пора заняться собой.

Макалпину была неприятна предстоящая миссия. «Мне жаль, что с вашей дочерью произошло несчастье».

— Готова? — спросил он.

Костелло бросила взгляд на дом. Зажиточный средний класс, Элизабет-Джейн вполне в него вписывалась.

— Готова.

Дверь открыла некрасивая женщина в годах, кипевшая от возмущения. Золотые браслеты на запястьях звякнули, когда она указала им на улицу.

— Хватит! Имейте совесть! Да сколько можно повторять? — Она начала было закрывать дверь, но остановилась, увидев полицейские удостоверении. — Боже, прошу прошения, — сказала она, переводя взгляд с одного на другую. — Здесь были репортеры, стучали в дверь, перегородили машинами улицу. Никакого уважения, как же так можно!

— Сейчас не самое лучшее время, — согласился Макалпин, улыбаясь как можно приветливее.

Женщина кивнула, улыбнувшись в ответ. Значит, матерью была не она.