С подобным Андерсон сталкивался и раньше — две минуты гениальности между трезвостью и невменяемостью.

— Но Элизабет-Джейн была уважаемой. Очень уважаемой.

— Ошибаешься! — Макалпин для убедительности помахал пальцем перед носом Андерсона. — Чем они выше, тем ниже падают, с точки зрения морали. Поговори с Костелло, она знает, как устроен женский ум.

— Тем более что она сама — одна из них, — согласился Андерсон с железной логикой.

— Просто спроси ее. — Макалпин понизил голос. — Просто спроси ее, что происходит в голове такой женщины. Я первый раз столкнулся со смертью, когда работал на участке «Патрикхилл». Это было ужасно. Ужаснее всего. Она была такой красивой… — Его взгляд провалился в пустоту.

Андерсон почувствовал, что сейчас придется выслушивать пьяный монолог Макалпина, и постарался этого не допустить. Он хотел домой.

— Выпей кофе, тебе полегчает, и я тебя отвезу. Поговори с Хеленой и напомни ей, какой ты идиот.

Макалпин его не слушал.

— Молодая и красивая — это ведь неправильно, разве нет?

— Согласен, неправильно. Так же как и оставлять жену в одиночестве, когда она…

— Сколько мертвых детей тебе приходилось видеть? — оборвал его Макалпин, размахивая пальцем.

— Слишком много, — серьезно ответил Андерсон.

— Сколько?

— Одного. Только одного. Но это и есть слишком много.

— Колин, я серьезно.

— Я тоже. Сколько раз я от тебя слышал: плохо, если она женщина, хуже — если молодая. А стоит добавить: красивая, да еще блондинка, — все, приехали! И парень, который, по твоему мнению, мог что-то сделать ради какой-нибудь светловолосой сиротки, получает по полной программе еще до того, как попасть в суд. Ты знаешь это. Но в конце каждого дня ты обязательно вспоминаешь, что все они…

— Чьи-нибудь дочери. — Макалпин пьяно улыбнулся. — Я рад, что чему-то тебя научил. — Он снова стал ощупывать лицо, надавливая на больные места все сильнее и сильнее. — Она была такой чудесной.

— Так когда все это было? — спросил Андерсон. Ему вдруг вспомнились слова Хелены, что Алан потерял кого-то очень близкого. — Ты по этой причине не появлялся на Патрикхилл лет двадцать?

Макалпин медленно кивнул:

— Ей плеснули кислотой в лицо. — Он поднял ладони к глазам и внимательно смотрел на них, будто разглядывая появившиеся стигматы.

— Кто это сделал?

Взгляд Макалпина постепенно возвращался из прошлого.

— Я был причастен к тому расследованию.

— Чтобы так поступить, да еще с хорошеньким личиком…

— Оно не было хорошеньким. Оно было прекрасным.

— Да, но что делает с лицом кислота? Разъедает кожу, меняет сущность, в определенном смысле — убивает тебя как личность.

— Да пошел ты со своей психологией! Они использовали ее как наживку, чтобы выманить ее любовника. Это сработало: как только ее обезобразили, он тут же появился. Наверняка они как-то поддерживали связь, и когда она исчезла, он бросился ее искать. Одиночество было невыносимым.

— Да уж, накручено… — Андерсон не мог понять, почему за все годы их знакомства Макалпин заговорил об этом деле впервые.

Внезапно Макалпин перегнулся через стол, чтобы быть к нему поближе.

— Она была на девятом месяце беременности.

— Ужас, — тихо произнес Андерсон, поеживаясь от услышанного. Неудивительно, что шеф ничего не забыл. — Просто ужасно.

— Мне здорово влетело, что я воспринял эту историю как личную.

— И тогда тебя быстро перевели?

— Обменяли. Если бы я остался, им пришлось бы нелегко.

Андерсон допил свой сок, рассчитывая, что шеф расценит это как сигнал разойтись по домам и немного поспать.

Но Макалпин не тронулся с места.

— Через несколько недель она умерла. — Он провел указательными пальцами по запястьям обеих рук. — Сама так решила. Все это время я разговаривал с лицом, с маской — лицо было в бинтах, и руки… В ней было столько… — Он замялся, уставившись на ковер. — …столько жизни. Знаешь, Колин, когда она умерла, я увидел ее фотографию. Она сидела на пляже, такая беззаботная… Так бывает: ты представляешь себе, как кто-то выглядит, и вдруг — совпадение! Она была изумительной!

— Да, ты уже об этом говорил, — напомнил Андерсон, размышляя, могли ли прошедшие годы приукрасить воспоминания. — А что с ребенком?

— Да, я часто о ней думаю. Сколько ей сейчас? Двадцать два? На пару лет больше, чем было мне, когда все это случилось. — Макалпин замолчал, водя ладонью по краям стакана. — Такой же возраст… Я здорово постарел. — Он поморщился, что-то вспомнив. — Понимаешь, Колин… Понимаешь… — теперь он был очень пьян, — она не была такой, как Линзи, Арлин или Бренда. У Анны не было двух лиц — она была естественной, без второго дна, такой, какой ее воспринимали окружающие. Ты когда-нибудь встречал таких женщин?