Шрифт:
Полководец на белом коне не раз эффектно завершал эпоху революционного кавардака, как дядя и племянник Бонапарты в образцово-буржуазной Франции или генералы и полковники в менее образцовой, но более веселой Латинской Америке с ее красочными «пронунсиамьенто». В России 1917 г. роль «завершителя» революции предназначалась только что назначенному главнокомандующему — Лавру Корнилову.
Л.Г. Корнилов родился в 1870 г. в Семипалатинской области в семье чиновника. В 1898 г. окончил Академию генерального штаба, затем служил в Туркестанском военном округе, участвовал в русско-японской войне, был военным агентом в Китае, после чего находился на разных командных должностях на Дальнем Востоке, где дослужился до звания генерал-майора. С началом первой мировой войны командовал на фронте дивизией, попал в плен; после бегства из австрийского лагеря в 1916 г. стал национальным героем, получил под командование корпус и чин генерал-лейтенанта. После Февралъской революции Корнилов некоторое время командовал Петроградским военным округом и во время апрельской демонстрации пытался расстрелять рабочих и солдат артиллерийским огнем. Был переведен на должность командующего 8-й армией, отличился во время наступления в июне 1917г., а после его провала приказал расстреливать бегущих солдат. 30 июня Керенский произвел Корнилова в генералы от инфантерии, 8 июля назначил командующим Юго-Западным фронтом, а 18 июля — главнокомандующим.
Новый главнокомандующий и его Ставка к началу августа подготовили доклад правительству, в котором требовали немедленно ввести смертную казнь в тылу, распустить солдатские комитеты, а их членов, допустивших «противозаконные» действия, предать суду, ограничить функции фронтовых комиссаров, провести в запасных полках аресты «зачинщиков» беспорядков, расформировать все большевизированные части, а солдат передать в «исправительные» лагеря.
Временное правительство постановило «принципиально признать возможность применения тех или иных мер в тылу, до смертной казни включительно, но проводить их в жизнь лишь по обсуждении в законодательном порядке отдельно каждой данной конкретной меры». Сам же Корнилов уже перебрасывал со «своего» Юго-Западного фронта 3-й конный корпус, который должен был развернуться в отдельную «Петроградскую армию» и взять под контроль столицу.
Готовился и «второй эшелон» наступления, для которого подтягивались еще 7 пехотных и 3 кавалерийские дивизии. В самом Петрограде заранее откомандированные офицеры должны были спровоцировать беспорядки со стороны солдат и занять важные пункты, арестовать некоторых членов коалиционного правительства, а главное — депутатов Советов. Донскому атаману Каледину и его казакам предстояло захватить железную дорогу Ростов — Москва и сковать силы Московского гарнизона.
Интрига состояла в том, что об этих передвижениях Временное правительство знало и их одобряло. Между Керенским и Корниловым велись переговоры (посредниками служили управляющий военным министерством бывший эсер-террорист Б.В. Савинков и отставной обер-прокурор Синода князь В.Н. Львов) и было достигнуто соглашение о введении надежных войск в столицу и установлении военного положения для противодействия Советам. Правительство издало указ об отсрочке созыва Учредительного собрания с сентября до ноября 1917 г. Савинков 23 августа лично вручил Корнилову подготовленные по распоряжению Керенского законопроекты о введении смертной казни и военно-полевых судов в тылу.
Но далее события приняли неожиданный оборот. Ни сами главные участники этой драмы, ни посредники (по глупости или ведя двойную игру) не сочли нужным договориться о способах разделения полномочий: Корнилов потребовал передать ему верховную власть и соглашался оставить Керенского министром юстиции. В результате 27 августа 1917 года, когда конный корпус двинулся на Петроград, министр-председатель Временного правительства объявил верховного главнокомандующего российской армии мятежником. Корнилов обратился к нации по радио:
«Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистских Советов действует в полном согласии с планами германского Генерального штаба, и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье убивает армию и потрясает страну внутри. Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, храмы, — молите Господа Бога о явлении величайшего чуда, чуда спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо кроме сохранения великой России, клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни. 27 августа 1917 г. Ставка» (цит. по: Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М., 1993. С. 251).
Керенский в ответ обвинил генерала в вероломстве и развязывании братоубийственной войны. Его посещали делегации «военных и гражданских лиц, предлагая отправиться к генералу Корнилову, с тем чтобы раз и навсегда покончить с "недоразумением"», свое носредничество предлагали послы союзных России держав. Но Керенский не желал посредничества «между правительством и мятежным генералом».
Хорошо знавший Корнилова бывший начальник штаба русской армии М.В. Алексеев сказал, что у пего «львиное сердце, а голова овечья». Бравый генерал плохо разбирался в политике — не видел различия между умеренным социалистическим руководством Петроградского Совета, который твердо поддерживал оборонительные усилия России, и выступавшими против войны большевиками. Своему начальнику штаба, генералу Лукомскому, Корнилов пояснил, что пришла пора «немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да разогнать так, чтобы он нигде и не собрался». Правда, в окружении Корнилова предполагали не только вешать и расстреливать, но и создать коалиционное правительство, в состав которого должны были войти видные промышленники А.И. Путилов и С.П. Третьяков, кадет А.В. Карташев, бывшие деятели царского режима Н.Н. Покровский, граф П.Н. Игнатьев, первый председатель Временного правительства князь Г.Е. Львов и даже Г.В. Плеханов. Но на практике никаких мер к установлению новой власти мятежники принять не успели.
И в чисто военном плане операция была плохо подготовлена. Три дивизии двигались на Петроград по разным дорогам, без ясно определенной задачи и связи друг с другом, как будто их командующий не ожидал противодействия правительственных войск. Да и как представлял себе Корнилов действия кавалерии в миллионном городе со значительным гарнизоном — при том что наводить порядок предстояло добровольцам «кавказской национальности» из «дикой дивизии»?
Но до боев дело не дошло. Солдат и казаков остановили разобравшие пути железнодорожники, а многочисленные агитаторы распропагандировали несостоявшихся карателей всего за один день 29 августа. Командующий корпусом генерал Крымов вынужден был отправиться с повинной к Керенскому и после разговора с ним застрелился, а Корнилов вместе с поддержавшими его генералами угодил под арест, где просидел вплоть до самой победы большевиков, после чего отправился на юг и стал основателем белого движения. Разгром «корниловщины» только упрочил власть Советов и роль большевиков в них, а авторитет Керенского уронил — и тем самым ослабил либерально-демократические элементы в обществе. Умеренноправые и умеренные социалисты не смогли сговориться. В результате революционный маятник качнулся далеко за пределы амплитуды, при которой можно было рассчитывать на сочувствие большинства населения России. Малочисленные, но энергичные радикалы получили возможность расправиться со своими политическими конкурентами и под лозунгами социалистического эксперимента выстроить общество, которому до сих пор не придумано точного названия.
Исчезновение монархии
Важнейшим фактором крушения монархии стала мировая война, но произошло оно вовсе не автоматически. Война вызвала патриотический подъем: австро-венгерские войска были разгромлены на полях Галиции, и русское командование стало готовить наступление на Венгрию и Берлин. Россия не зависела, как Великобритания или Германия, от импорта сырья; колоссальные людские резервы могли восполнить потери на фронте и недостаток рабочей силы в городах.