— Просто так!..

— Просто так? — нахмурившись переспросил Константин Семенович. — Покажите руки. Ну! Протяните руки!

Мальчики неохотно вытянули руки. Они догадались, что перед ними новый директор, и явно струсили.

— Ладонями вверх! — потребовал Константин Семенович. — Видите? — обратился он к патрулю и презрительно бросил: — Сырые…

Затем перешел к столу:

— Пускай уходит на все четыре стороны. Запишите фамилии и особый значок…

Всё это Константин Семенович придумал, что называется, на ходу, но самым удивительным было то, что Клим, Артем и Моника сразу поняли его. На лицах у них появилось такое гадливое выражение, словно они увидели что-то очень противное.

— Эй, вы… сырые! Как ваши фамилии? — спросила Моника и, записав, поставила против фамилий галочки.

— Уходите домой и скажите вашим нянечкам, чтобы они вам вытерли носы… Намазали тут! — громко сказал Клим, распахивая дверь. — И чтобы я вас больше не видел!

— А если мы придем работать?.. — неуверенно спросил первый.

— Никаких разговоров! Работайте дома, ложками из тарелок.

Мальчики ждали, что их, как обычно, будут уговаривать, упрашивать, доказывать, иначе говоря — воспитывать, и они приготовились к сопротивлению. И вдруг получилось совсем не так. Никакой вины за собой они не чувствовали, но слово «сырые» показалось им очень обидным.

— Константин Семенович, мы решили пока оценивать очками, — объяснил Клим, выпроводив лодырей за дверь. — За нарушение порядка очки… В зависимости от поступка.

— Прекрасно. А дальше?

— А дальше мы еще и сами не знаем… Что-нибудь придумаем!

— Наберется сто очков, будем судить! — выпалил Артем.

— Нас пока немного, — продолжал начальник штаба. — Но мы не торопимся принимать.

— Ну что ж… Всё правильно. Очки ваши мне нравятся. Это своего рода замечание, потом предупреждение, и так далее… В конце концов количество перейдет в качество. Действуйте, товарищи. Школьники знают, что у нас организован школьный патруль?

— Да-а! Сразу всем стало известно. Многие просятся!

— Клим, я ухожу по делам. Вы остаетесь за меня.

— А разве в школе никого нет из старших? — с испугом спросил тот.

— Есть Ирина Дементьевна, но она занята. Порядок на вашей ответственности.

— Ах, ну да… порядок! — с облегчением сказал Клим и улыбнулся. — Порядок будет в полном порядке, Константин Семенович!

Комиссар был у себя, и Константину Семеновичу даже не пришлось ждать.

— Заходи, заходи! — приветливо встретил он бывшего сотрудника. — Здравствуй. Садись, рассказывай, как живешь, что нового?

— Пока ничего интересного нет. Всё в проектах. Правда, нащупали одну форму работы… Школьный патруль.

— Школьный патруль! На манер комсомольского?

— Да. Что-то вроде.

— Уже интересно. Ну и как?

— Ребятам понравилось. Не знаю, что будет дальше, но взялись они с огоньком, с выдумкой… Ну, что еще? Строим свой стадион, ремонтируем, чистим. Честно говоря, я не ожидал, что они с такой охотой возьмутся за дело. Не все, конечно, но большинство…

— Недооценил?

— Возможно. Коллектива прежде не было, и дети приходили в школу, как в какое-то «казенное» учреждение, куда нельзя не ходить. Отбыли положенное время и расходились по домам. Школу не любили…

— Так-то оно так, но не забывай, что они вертятся среди взрослых. В семье, например: Видят, слышат, читают.

Зазвонил телефон. Начальник управления, поморщившись, снял трубку.

— Извини, — сказал он Горюнову. — Я слушаю! Кто? Здравствуйте, Ольга Васильевна. А в чем дело? Я помню. Он приходил ко мне на прием в прошлый четверг… Отказал. Нет. Есть законы, есть правила… Верно! Все правила имеют исключения, но в данном случае они неприменимы… А я вам вот что скажу: на свете существуют мать, сестра, жена и невеста. Других женщин нет… Не спорю. Вы женского рода, и для мужа вы жена. Для остальных — не женщина, а знакомая, сотрудница, товарищ, коллега… Пускай моя теория несовершенна, но я смотрю на вещи так…

Чем дальше, тем вежливей говорил комиссар. Константин Семенович понял, что какая-то сердобольная и влиятельная особа просила прописать в Ленинграде кого-то, отсидевшего свой срок заключения. Осужден был этот человек за изнасилование или что-то такое в этом роде. Горюнов знал, что комиссар совершенно нетерпимо относится к таким преступлениям.

— К величайшему моему сожалению, я ничего сделать не могу. Только в установленном порядке. До свиданья!.. Вот, слышал? — сердито сказал он, вешая трубку. — Я бы у таких ходатаев отбирал партийные билеты. Без разговоров! Немедленно! Для них, видишь ли, законы не писаны. Ну да ладно, давай выкладывай свое. Ты ведь пришел не просто языком почесать…

Константин Семенович достал договор с артелью и коротко рассказал о создавшемся положении, о первом посещении подвала, о планах организации производительного труда и о том, что произошло сегодня, вплоть до разговора с секретарем школы.

— Что делают жулики! — проворчал комиссар. — Хитрецы, комбинаторы… Но в данном случае строго судить их нельзя. Корыстных, личных целей здесь нет. Они ведь наверно считают, что если не выпустят свои клипсы, то пострадает экономическая мощь Советского государства.