Шрифт:
— Ты полагаешь, что она сама виновата?
— Подлинного виновника мы с тобой всё равно не найдем, Алексей Николаевич, — грустно проговорил Константин Семенович. — Виноват мальчик. Он убил — он и виноват.
— Да, но ведь есть, вероятно, смягчающие вину обстоятельства…
— Наверно, есть… Но я о другом. Если бы школа в тот раз разобралась основательно, по-настоящему, и приняла бы меры, убийства бы не было. Я в этом совершенно убежден. Между ними что-то происходило… Представь себе, что у девочки несносный характер. Есть такие «вредные», как их называют. Задира, капризна, избалована. Привязалась к нему и дразнила. А повод очень болезненный: отец мальчика ушел к ней…
— Да, да, да, да, — кивая головой, говорил Глушков, листая папку. — Что-то такое мать вспоминала… Неужели не записал? Ты прав! Нужно поискать в школе. Если учителя не знают, то ребята — наверно скажут…
— Я должен уходить, Алексей Николаевич, — сказал Константин Семенович, подсаживаясь к столу. — Что с Уваровым слышно?
— Пока ничего. Арнольд познакомился, работает.
— Не будем торопиться. Хочется верить, что всё дело в ложной романтике. Ну, а Волохов?
— Это стреляный воробей! — безнадежно махнул рукой следователь. — Все жилы из меня вытянул. Про тебя спрашивал.
— Неужели?
— Я ему сказал, что тебя по сокращению штатов уволили. Преступность, говорю, падает, делать нам становится нечего… Вот и сокращают.
— Ну, а он?
— Не верит. Ты, говорит, меня на пушку не бери… Арнольд убедил Уварова, что может передать Блину всё, что угодно, через надзирателя. Надо подождать… Ну, а как твоя жизнь?
— У меня тоже дело завязалось.
— Какое?
— Да так… пустяки. Дело о выселении артели из школьного помещения.
40. Недоразумение
Валерий Цыганков, ученик восьмого класса, получил из школы письмо:
«Товарищ Цыганков! Мне было очень приятно узнать, что в нашей школе есть хорошие радисты. Я уважаю людей, серьезно увлекающихся полезным делом, и мастеров своего дела. Хотелось бы с вами познакомиться и посоветоваться по одному вопросу. Приходите завтра в школу. Я буду целый день».
И подпись: «Директор К. Горюнов».
Письмо произвело громадное впечатление на мальчика, и он долго не мог прийти в себя от удивления.
— Мама, прочитай!
— А что такое? От кого письмо? — встревоженно спросила мать, вытирая руки передником.
— Ты прочитай! Я и сам ничего не понимаю.
Мать прочитала письмо и пожала плечами.
— А чего тут не понять? Директор школы узнал, что ты любишь радио, и хочет познакомиться. Обыкновенное письмо.
— Ну да, обыкновенное! Совсем не обыкновенное. Она хочет посоветоваться…
— Почему она? Тут подписано: Горюнов.
— У нас никакого Горюнова нет. Я пойду к Ване.
Но Иван Журавлев пришел сам и с таким же недоумением показал приятелю полученное им письмо. Это не была копия, но по смыслу письма были похожи. Вскоре пришел и Сережа Линьков с таким же письмом. Как ни ломали голову юные радиотехники над разгадкой удивительных писем, ничего придумать не могли.
А загадок было много. Уже само получение писем по почте было загадочным. Какой же директор будет приглашать учеников письмом? Да еще каждого в отдельности. Послал бы кого-нибудь из ребят с приказом явиться к такому-то часу, и дело с концом. «Мастера своего дела» — это тоже «не фунт изюму», как выразился Сережа. Интриговал и вопрос, о котором таинственный директор хотел с ними посоветоваться. Посоветоваться! Директор и вдруг — посоветоваться с учениками. И наконец — незнакомая подпись.
«Сколько ни думай, а дома ничего не придумаешь», — решили мальчики и отправились в школу.
В восьмом классе учились дети военных лет, или, как их называли, — «дети войны». И родители, и врачи, и учителя относились к ним иначе, чем к остальным. К «детям войны» снижались требования, при первой же жалобе их освобождали от общественных нагрузок, от занятий спортом, от походов. «Детям войны» внушали — и они к этому привыкли — считать себя физически неполноценными и даже умственно отсталыми.
Юные радисты не составляли исключения. Все они были мнительны. Им казалось, что у них слабое, с какими-то шумами сердце, расстроенная нервная система, плохой аппетит и что-то еще, — они и сами точно не знали. Увлечение радио сдружило мальчиков, но по отношению к классу, а тем более к школе, они жили особняком, не принимая участия в школьных делах. Все их интересы и желания были ограничены только любимым делом.
У подъезда радистов остановил рослый шестиклассник.
— Ребята, вы пришли работать? — строго спросил он.