– И мне кажется, она умирает, срывающимся голосом сказала Грейс. – Я не вынесу…

– Дорогая моя, – Майкл был не в силах сдерживать улыбку, – этот ягненок не умирает. Он делает то, что и полагается делать, напившись коровьего молока. Он спит.

– Ты уверен?

– Я удивлен, что ты смогла заставить его выпить так много молока. – Майкл не сказал ей, что живот малыша был примерно в два раза больше живота любого другого новорожденного. – Если Жемчуг выживет, то только благодаря твоей заботе.

На лице Грейс появилась откровенная радость с ноткой неуверенности. Наблюдать за этим Майклу было больно. Она была как ребенок, у которого долго не было большого счастья в жизни, и он все еще не верил в него. Как редкий ребенок в приюте, который уходит оттуда, держа за руку новую мать или отца. Как Сэм.

– Ты думаешь, что коровье молоко причинит ей вред?

– Я видел и более странные вещи. – Майкл поскреб подбородок. – Однажды я видел, как ощенившаяся собака кормила поросенка. Но ты не должна возлагать слишком большие надежды. У природы свои законы, и это известно всем. Выживает сильнейший.

– Этот урок я усвоила очень хорошо.

– Вам известен этот урок, графиня? – Майкл выпрямился во весь рост, отказываясь уступить желанию, наклониться вперед и поцеловать ее. Грейс была чертовски красива.

– Да.

– И где же ты его изучала? – Майкл достал из шкафа хлеб, оставшийся сыр и масло. – Я не знал, что ты долго росла в деревне.

– О, в Лондоне еще хуже. Один из принципов общества состоит в том, что аристократам всегда удается избавиться от менее жизнеспособных отпрысков себе равных, законным способом или нет, чтобы сохранить верхние десять тысяч [4] в должном количестве.

– А почему именно эта конкретная цифра? – покачал головой Майкл.

– Просто, как мне кажется, все считают, что «верхние одиннадцать тысяч» звучит как-то неблагозвучно.

– Наверное, у них там слишком много свободного времени, если они тратят его на такую чепуху, – рассмеялся Майкл. – Но я хорошо это помню. – Он замер, потрясенный, что эти слова сорвались с губ, и молился, чтобы она настолько была увлечена ягненком, что не расслышала их. – Яйца сварились.

Майкл, несмотря на протесты Грейс, осторожно положил спящего ягненка в свернутые клубком одеяла.

– Ты когда-то жил в Лондоне? – присаживаясь к столу, спросила Грейс.

– Да. Как многие. – Майкл быстрым движением очистил вареное яйцо.

– Почему ты избегаешь рассказов о своей жизни?

– В ней нет ничего интересного, что можно было бы рассказать, если только ты не хочешь обсудить что-то из области кузнечного и фермерского дела. – Майкл, казалось, практически слышал напряженную работу ее мозга и решил прервать ее усилия, сменив тему разговора. – А где вы росли, графиня?

– Остров Мэн и несколько сезонов в Лондоне. Многие поколения семей моего отца и матери жили на острове. Я как раз туда и направлялась, когда произошла эта авария.

– Тогда этим все и объясняется.

– Объясняется что?

– Ты намного сердечнее, чем кажется на первый взгляд, – пробормотал Майкл, быстро очистил еще три яйца и взялся за хлеб с сыром.

– Что, прости? – Ложка Грейс замерла в воздухе.

– Кровь викингов.

– Прости, пожалуйста, ты о чем?

– Разве викинги не совершали набеги на остров и не заселили его? Ты явно похожа на белокурую голубоглазую скандинавку, хотя и маленького роста, У вас есть какое-нибудь тайное желание совершить набег, о котором мне следует знать, леди Шеффилд?

После каждого его слова глаза Грейс становились все шире.

– О, ради всего святого! – выдохнула она.

– В твоей клятве присутствует некоторая неуверенность.

– В твоей она тоже была бы, если бы ты был женщиной. – Глаза Грейс снова излучали тепло, и Майкл почувствовал, что напряжение, которое вызвал в нем ее вопрос, исчезло. Как-то слишком быстро… – Я тебе о своем детстве рассказала, а ты где рос?

Майкл с грохотом отодвинул стул и встал.

– То там, то сям, везде понемногу.

– Так, значит, часть своего детства ты провел неподалеку отсюда?

– Да, и, как тебе известно, в Лондоне и Виргинии. Она никогда не перестанет задавать свои вопросы, подумал Майкл и начал убирать со стола.

– Ну и как там? – подошла к нему Грейс.

– В Виргинии?

– Да. – Голос Грейс звучал нежно и мягко, наверное, она боялась, что он оборвет ее.

– Это край очень суровой красоты. Жизнь там современная и изменчивая. Ты не представляешь, каким красным и болотистым становится глинозем во время мартовских дождей, особенно в Джорджтауне, бойком торговом городке. Здешние болота по сравнению с теми, на которых стоит Джорджтаун, выглядят скучными, – проговорил Майкл, встретившись с взглядом Грейс. – Но в Виргинии бесконечные леса и горы. Буйно цветущие деревья по весне, особенно багряник, сменяют суровые зимы, но прекрасная осенняя погода никак не компенсирует тучи москитов летом.