— У Гарро каждый день на счету, — говорила Азора. — Если к отплытию парома меня не застанут, долго искать не будут. Поплывут без меня. Мне бы один день затаиться, переждать. В Пароме у меня ни друзей, ни знакомых. Никого, кроме тебя.

— Ты можешь спрятаться у нас в гостинице.

Азора замотала головой:

— Нельзя в гостиницу. У Гарро есть подручные: Стрига и Горбун Малахар. Они умеют искать. Гостиниц в Пароме немного, их ищейки успеют в каждую заглянуть.

Миху подмывало спросить, что у Стриги с Горбуном за ищейки такие. Не спросил, удержался.

— Тогда мы спрячем тебя у Друза, — решил он. — Там тебя точно никто искать не будет.

— У Друза?

— Друз хороший. У него мастерская на окраине, вовек не найдут.

Взгляд Азоры скользнул мимо Михи, ее пальцы на запястье сына Атмоса вздрогнули.

— Мне надо идти, — зачастила она. — Уговоримся, жди меня спустя колокол после окончания Турнира возле корчмы «Седой лось». Будь там, не опаздывай.

Договорила и поднятой с наста синицей прянула назад, в толпу. Лишь на мгновение сжала руку Михи на прощание.

Кто же тот хищник, что спугнул ее? Миха закрутил головой. Замер. Прямой точно кол, между рядами шествовал Мастер Теней Стрига. Вид у него был скучающий, но Миха не обманулся. Подручный директора искал Азору. Миха вперился в носки своих сапог, чтобы не встречаться со Стригой взглядом. Еще заподозрит чего.

— Не говори, что ты все пропустил! — встретил Миху Тинкин.

— Что пропустил? — Миха вертел головой по сторонам, надеясь углядеть среди зрителей хрупкую фигурку в синем плаще.

Тинкин был взбудоражен.

— Только что, — от избытка чувств на губах у него вспенилась слюна, он прервался, утерся рукавом. — Только что Медведь, представляешь! Медведь, а, видали?!

Он повернулся к соседям. Сосед, поставивший на Грижева, не разделял его восторгов.

— Слабоватый соперник Медведю попался. В неравном бою всяк горазд.

— Не скажите, не скажите. Старый конь борозды не портит.

«Медведь! Медведь! Медведь!» — скандировали трибуны. Окол-Веригу в Пароме любили.

— Надо было видеть, малый. Барон вышел против Рыбака. И разделал его под орех. Боюсь, «Крабу» теперь место у Друза на свалке.

Житель Ороса с нижней трибуны встал и, грубо расталкивая голосящий народ, пошел к выходу.

— Ты чего толкаешься, морда? — спросили у него. — В нюх захотел?

Приезжий огрызнулся. Его пихнули в плечо. Он пихнул в ответ. Тут кто-то заметил, что шарф на нем цветов портового города и Рыбака.

— Наваляли твоему земляку, и тебе сейчас достанется!

Болельщик Рыбака взмахнул рукой, из широкого рукава вылетела цепочка с шипастым шариком на конце. Шарик впечатался в лоб одному из местных.

— Убил! — охнула толпа.

На оросца гуртом навалились паромчане и почали месить его кулаками и припрятанным дубьем Набежали городовые, размахивая колотушками.

— Народ у нас мирный, — объяснял щекастый сосед. — Но коли разойдутся, беда.

Драка разрасталась, грозя охватить соседние трибуны. Миха с Тинкиным привстали, готовясь дать при нужде деру. Городовые пустили в ход заготовленное средство — по цепочке протянули шланг от устроенной наверху помпы. Обдали драчунов струей ледяной воды. На таком морозе почище чем обухом по затылку. Свалка моментально распалась. Зачинщиков повязали и утянули в холодную. Остальные расселись, отряхивая с зипунов оледеневшие брызги. За лихой кулачной забавой незаметно подошел конец перерыва.

— Четвертый тур, — сказал Тинкин. — Последний в поединках.

«Фурию» виконта Грижева зрители приветствовали топотом и свистом, а Тинкин кривой усмешкой.

— Старый кореш, едрить тебя в печень, — выразил он свои чувства.

Щекастый сосед махал заячьей шапкой, обнажив изрядную плешь, вокруг которой полегли пегие волосья.

— Два сола! — орал он. — Два сола на тебя, родной! Не подведи!

Звонкие голоса труб и грохот возвестили появление на арене соперника Грижева. Сначала Миха увидел над почетной ложей треугольный баннер с черным отпечатком ладони. Потом бледность, разлившуюся по лицу соседа. Расширенные от волнения зрачки Тинкина.

Напротив угловатой «Фурии» попирал плиты арены «Василиск» Мурида Кассара.

— Не свезло вам со ставкой, — сказал Тинкин соседу.

— Еще не вечер, — ответствовал тот, но уверенности в его голосе не было.

Трижды пропел рог, трибуны притихли. Паровоин Грижева поднял в приветственном жесте длинную руку с крюком. Сидевший на плече «Фурии» сквайр в голубом и красном повторил жест. Не тратя времени на любезности, «Василиск» сорвался с места. Он шел на таран, наклонив голову допотопного ящера. Если бы его маневр удался, более хрупкая «Фурия» была бы просто сметена.