«Что такое дух? что такое материя?… Как и во всем нашем исследовании, мы воздержимся здесь от всяких соображений о природе духа и будем понимать под "законами духа" законы психических явлений, то есть различных чувствований…, или состояний сознания чувствующих существ. Согласно классификации, которой мы намеренно держались, этими состояниями сознания являются мысли, эмоции, хотения и ощущения…» (Милль, с. 772–773).

Даже такое сужение предмета может сыграть злую шутку с исследователем, как играет сужение логического предмета до формальных связей шутку с логиками-антипсихологистами. Исследуя «формы мышления», такой логик позволяет себе не думать о природе этих «форм», а в итоге ошибается в их понимании. Отрезая дух, Милль так же рискует ошибиться в понимании «состояний сознания».

Философия, если вспомнить ее развитие со времен ранней Греции, все время задавалась вопросом о первой причине всего. Это кажется нам немножко смешным и почти совсем не нужным, поскольку их огонь, вода или апейрон не имеют отношения к нашей жизни, к нашим склокам, шоппингам, тачкам, бабкам… Но если ты задумываешься о том, из чего вырастает логика, тебе необходимо либо задаться вопросом о первопричинах, либо принять, что ты делаешь логику на продажу. Как искусство побеждать в споре, например, научном.

Ограничение Милля возможно, если логик принимает его как условие дальнейшего поиска: я не могу дать ответ на вопрос, что есть дух, поэтому я начну с его проявлений в моем сознании в виде логики и, описав их, построю себе основание для шага к духу!

Какие бы задачи ни ставил перед собой Милль, он определенно видит логику из того пространства сознания, где она — часть душевной жизни. И значит, ветвь древа психологического. Что существенно, при всей тяге к естествознанию, он однозначно заявляет:

«…последовательностей психических явлений нельзя вывести из физиологических законов нашей нервной системы: а потому за всяким действительным знанием последовательностей психических явлений мы должны и впредь (если не всегда, то, несомненно еще долгое время) обращаться к их прямому изучению путем наблюдения и опыта-» (Там же, с. 774–775).

В этом отразилась самая суть индуктивного направления в логике, рождавшегося именно как сопротивление формальной логике начала семнадцатого века в требованиях Бэкона познавать природу через опыты и эксперименты. Его главным сомнением в аристотелевской логике силлогизмов было то, что логики той поры не проверяли своих выводов жизнью.

Книга Милля — это как раз попытка наблюдения за той действительностью, которую он обнаруживает в своем сознании и ее проверка строгим рассуждением. Поэтому он и начинает ее с разговора о рассуждении, как это понял русский переводчик. Это место стоит привести целиком:

«Логику часто называли искусством умозаключения, или рассуждения» (Там же, с. 2).

К этому высказыванию Ивановский делает пояснение в сноске: «Мимь употребляет здесь термин reasoning, первоначальное значение которого — «рассуждение», даже «мышление». Здесь ближе подходит термин «умозаключение», так как всякое рассуждение состоит из тех или других умозаключений» (Там же).

Удивительное и удивительно показательное замечание: если рассуждение состоит из умозаключений, так и давайте не будем заниматься рассуждениями, а будем делать умозаключения! Поразительно соответствует тому, что проделали логики!

Однако вопрос: действительно ли английское reasoning означает рассуждение? Лично мне кажется более подходящим разумение.

Однако словарь Мюллера однозначно дает: Reasoning — рассуждение, объяснение, аргументация. В точности так же и словарь Апресяна и Медниковой: Reasoning — рассуждение, логический ход мысли, аргументация, доводы, доказательства, объяснения.

Правда английский карманный харрапский словарь, изданный П. Коллином, считает, что reasoning — putting your mind to use, то есть просто думание. Но это, видимо, уже в самой исходной основе значений этого слова.

Итак, Милль предлагает считать логику искусством рассуждения, но наши логики предпочли увидеть ее искусством умозаключения, наверное, потому, что им так проще… Поэтому в дальнейшем я буду заменять в переводе умозаключение на рассуждение (где это уместно, конечно).

Далее Милль осознанно развивает мысли архиепископа Ричарда Уэтли (1787–1863), выпустившего в 1826 году «Логику», где обосновывал искусство рассуждения.

«Он определял логику не только как искусство, но и как науку рассуждения, разумея здесь под «наукой» анализ умственного процесса, происходящего всякий раз, как мы рассуждаем, а под "искусством" — основанные на этом анализе правша, имеющие своим назначением руководить этим процессом-» (Там же).

Конечно, такой подход делал логику все той же «нормативной наукой», которая навязывает какое-то «правильное» рассуждение, не задавшись вопросом, относительно чего оно правильно. Что есть правильно и к чему надо стремиться, логики знают еще со времен софистов, то есть с тех времен, когда одни люди ярко побеждали в спорах других.