Но самым сильным доводом против того, что логика — наука, является собственное утверждение Ивина, что все, что она создала — есть не более, чем требования и условия. Предмет этой «науки» условен и определяется тем, что о нем говорят «серьезные» логики. Иначе говоря, логика — это собрание мнений, произвол сообщества учителей над учащимися.

И Ивин это подтверждает. Далее он забывает о том, что задавался действительно научными вопросами: В чем источник этого постоянного принуждения? Какова его природа?

Он просто излагает те правила, которые удалось собрать за тысячелетия существования сообщества любителей «логики». Логос, источник логичности и его природа остались вне сферы интересов современного логического сообщества…

Редкие философы современности долетают до того места в логике, где появляется возможность вспомнить, что это наука о Логосе. Когда они это делают, рождаются высочайшие философские произведения, вроде «Введения в метафизику» Мартина Хайдеггера.

В действительности, даже Философ с большой буквы не может раскрыть для меня логос. Он может лишь указать на него, подсказать путь, которым я сам могу достичь понимания. Метафизика Хайдеггера, это именно такой указующий перст. Надо смотреть не на него, надо попытаться оторваться от него и взглянуть туда, куда он указывает…

Хайдеггер во «Введении в метафизику» не только высказывает сомнение в логике, но и задается в 48 параграфе вопросом о первоначальном значении слов Xoyoq и Mr/eiv, то естьлогос и глагол, обозначающий соответствующее ему действие. Его вопросы принципиально важны, потому что они предназначены для уяснения связи между бытием, которое для Хайдеггера есть фюзис, и логосом:

«1. Каким образом бытует изначальное единство бытия и мышления как единства сроок; и Xoyoq?

2. Как происходит изначальное расхождение tpvaiq и Xoyog?

3. Как достигается вычленение и появление Xoyog?

4. Как Xoyoq ("логическое") становится сущностью мыишения?

5. Как этот Xoyog в качестве разума и рассудка завоевывает господство над бытием в начале греческой философии?» (Хайдеггер, с. 202).

Я не в силах в этой главе проследить весь ход мысли великого философа. Поэтому я постараюсь из его рассуждения извлечь то, что важно для моей задачи. К тому же, Хайдеггер совсем не прост в своих построениях, его приходится понимать с усилием. Как, например, его исходную мысль, что бытие и мышление — фюзис и логос — одно и то же для человека. Нужно очень глубоко понимать природу человека и его отличие от животного, чтобы это стало очевидным. Именно поэтому необходимо заглянуть в самое начало:

«Будучи поставлен исторически, этот вопрос гласит: как обстоит дело с этой причастностью в решающем начале европейской философии? Как в ее начале понимается мышление? То, что греческое учение о мышлении преображается в учение о Xoyoq, в «логику», может послужить для нас сигналом. Мы действительно наталкиваемся на изначальную связь между бытием, ipvaiq, и Xoyoq.

Надо только освободиться от мнения, будто бы Xoyoq и Xeryeiv значит изначально и, собственно говоря, не что иное, как мыишение, разум и рассудок. Пока мы придерживаемся этого мнения и, более того, исследуем понимание Xoyoq в смысле позднейшей логики как мерило его толкования, до тех пор, заново открывая начала греческой философии, мы будем приходить к несуразностям» (Там же).

Логос не есть основа того, что мы знаем как логику, а логика отнюдь не производное от логоса. И в то же время, они как-то связаны между собой.

«…что же такое Xoyoq и XЈyeiv,ecnu не мышление? Aoyoq значит слово, речь, a Xeryeiv — говорить. Диа-лог — это двусторонняя речь, моно-лог — речь односторонняя. Но изначально Xoyoq не есть речь, сказывание.

В том, что подразумевает это слово, нет непосредственного отношения к языку. Asyco, Xeyeiv, по латыни legere, есть то же самое слово, что и немецкое "собирать"(lesen): подбирать колосья, собирать хворост, собирать виноград; "читать книгу " — есть только разновидность «сбора» в собственном смысле. Это значит: одно прикладывать к другому, приводить в единство…» (Там же, с. 202–203).

Хайдеггер далее уходит ради понимания логоса в понимание бытия. Я пока оставлю его поиск в стороне, мне достаточно и этой подсказки: она вполне психологична и соответствует множеству малоприметных русских понятий. Иногда прямо его иллюстрирующих, как «сложить один и один вместе» или прямое требование «соберись». А иногда понятным только через что-нибудь вроде этого «соберись», например: расстроился. Или растекся, развалина…

Хайдеггер приводит высказывание Аристотеля из его «Физики», в котором говорится, что «всякий порядок носит характер сведения воедино», где воедино передается через логос. Греки, имея в виду логос, вовсе не обязательно думали о «речи» или «высказывании», как и о разуме. И русские выражения это подтверждают: в требовании собраться вовсе не звучит ни речь, ни рассудок. И все же это явно имеет отношение к природе сознания и разума…