Русская философия сдавала экзамен на владение европейской наукой. Она не хотела творить своё. Ей важнее было догонять и догонять чужое…

Говоря об «устоявшемся словоупотреблении», Владиславлев вовсе не имеет в виду русский язык, он принадлежит другому сообществу, он — человек науки. Поэтому он говорит о словоупотреблении, устоявшемся в науке. Поэтому он не исследует, он анализирует «умственную деятельность» без ума…

Собственно рассуждение Владиславлева не интересовало и больше им в этой работе не поминается.

Вот основание, из которого криво и неблагодарно вырастала вся наша современная психология. Впрочем, что посеешь…

До запрещения философии в 1850 году, психология в России была другой. Я приведу лишь один пример, чтобы дать о ней представление. Это — учебник психологии профессора Могилевской семинарии Никифора Андреевича Зубовского, вышедший как раз накануне запрета в 1848 году.

Зубовский не слишком самостоятелен в том, как надо строить науку, он последователь знаменитого немецкого систематизатора философии Христиана Вольфа. Поэтому его работа чрезвычайно подробно раскладывает предмет психологии на составные части. Но при этом Зубовский, именно в силу своей зависимости от школы, отчетливо показывает, какой была психология той поры.

В частности, она содержала полноценный раздел «Рассудок», который после этого исчезает и из психологии, и из философии. Я перескажу этот раздел как можно подробнее, чтобы сохранить эту страницу русской психологии.

Зубовский начинает с параграфа с названием «Предметы рассудка»:

«Впечатления, производимые предметами в душе, получивши в воображении известные формы и сделавшись представлениями, поступают в рассудок. Таким образом, предмет деятельности рассудка составляет все предметы всех миров, получившие первоначальную форму в воображении и, следовательно, прошедшие в душу через чувства или разум действительно или только мнимо» (Зубовский, с. 93).

Когда я писал про Владиславлева, что он перекинул мостик от психологии предшественников к современной психологии, я во многом имел в виду как раз Зубовского. Они удивительно схожи в своих описаниях психологии. Вряд ли Владиславлев мог заимствовать у Зубовского, скорее, это просто одна школа, которую Владиславлев еще застал. Школа эта, безусловно, сильно пропитана кантианством, хотя за ней ощущается и классическая философия.

Представления, поступающие в рассудок — это, безусловно, Кант и его последователи. А вот формы, получаемые в воображении, — это идеи греков. Изъясняйся Зубовский по-русски, и мы бы поняли, что предметом деятельности рассудка являются образы, созданные душой из впечатлений, полученных чувствами. Как пишет Зубовский — в воображении. Под воображением он понимает не то, что мы сейчас. Для него это именно способность придавать впечатлениям образы.

Что же касается образов, приходящих в душу через чувства или разум, тут речь идет о том, что показывал еще Челпанов: мы можем иметь образы либо взятые из опыта, то есть из внешнего мира, либо почерпнутые разумом при наблюдении за собственной работой, то есть из мира внутреннего. Именно об этих мирах и ведет речь Зубовский.

Разуму у него, кстати, тоже посвящен особый раздел. Разум он понимает по-кантиански, как высшую способность к созерцанию, в сравнении с рассудком:

«Чувства внешние и внутренние наблюдают предметы мира внешнего вещественного и мира внутреннего непосредственно. Разум, напротив того, проникает своим взором в совершенства мира Божественного через посредство идей, или представлений, которые находятся в самой душе» (Там же, с. 83).

Идеи оказываются, в сущности, теми же представлениями. Или наоборот. Это означает, что они еще не наполнены для психологии первой половины девятнадцатого века каким-то самостоятельным содержанием. Это лишь новое имя для старых идей, то есть, если говорить по-русски, для образов.

Что же касается рассудка, его отличие от разума можно понять вот из этого высказывания:

«Но ни чувство внешнее, ни чувство внутреннее, которое наблюдает только явления и перемены, происходящие собственно в душе, ни рассудок, который только из готовых начал выводит то, что в них содержится…» (Там же).

Разум способен творить начала, основываясь на которых рассудок ведет свою деятельность. Очевидно, к числу этих начал относятся и образы предметов, представления. Следовательно, их тоже творит разум. Задача рассудка — использование. Как оно осуществляется?

Это понятно из следующего:

«Все, что не произвело впечатления действительного или мнимого в душе и не сделалось представлением, не может быть предметом деятельности рассудка. Ибо, если мы разрешим все произведения рассудка (суждение, понятие и умозаключение) на их части, то найдем в основе их представления, которые со своей стороны все, или во всей целости своей, или по частям, возникают от чувства и от разума.

Если даже мы мыслим что-нибудь не как действительно существующее, но только как возможное, то и в сем случае рассудок только поставляет в новые отношения предметы, поступившие в него от чувства и от разума. Рассудок ничего не творит сам, а действует под тем, что дано ему, и открывает то, что содержится в готовом, данном ему» (Там же, с. 93–94).

Мне думается, это надо отметить себе как действительное наблюдение над работой рассудка: рассудок строит рассуждение из уже имеющихся образов разного уровня сложности — от простейших, до сложных суждений, понятий и умозаключений.