Была там и Лэнд Фодергилл – вся в черном, посверкивающая бриллиантами, с подобием шляпки из перьев на голове. Она подкрасила лицо и выглядела совершенно иной, чем прежде. Лэнд сама представила меня Эсме Клей (та дружит с ее семьей), у нас состоялся довольно длинный разговор. Меня колотило, точно ребенка, до того я был взволнован тем, что беседую с прекрасной и прославленной актрисой, – срам, да и только. На мне был новый обеденный смокинг и белый двубортный жилет – я ощущал себя щеголем и боялся, что сварюсь. Что мы ели, я даже и не заметил, – не мог оторвать глаз от Лэнд, – усевшейся, мрачно отметил я, рядом с Ле-Мейном.

Позже, уже после кофе, я спросил у нее, не заглянет ли она со мной в "Les Invalides" – выпить по коктейлю или по бокалу шампанского – однако Лэнд напомнила мне, что обязана вовремя возвращаться в колледж.

"Нельзя допускать, чтобы Оксфорд развращал нас, девушек, – в отличие от вас, – сказала она, глядя мне прямо в глаза. – В Оксфорде с нами не должно случиться ничего дурного, никогда". Лэнд выпустила в потолок струйку табачного дыма. "Вот с вами, это пожалуйста, – продолжала она, – а за нами они следят, что твои ястребы". Я выдавил нечто слабенькое – какой позор или что за нелепость. И тогда она сказала: "А стало быть, почему бы тебе как-нибудь не заглянуть ко мне в Лондоне?" И дала мне хампстедский адрес своих родителей.

Странная она девушка, Лэнд, однако я чувствую сильное сексуальное влечение к ней – и, по-моему, она знает об этом.

Четверг, 4 июня

Моя жизнь Шелли идет хорошо, – написано уже больше сотни страниц, – а вот историю я, пожалуй, запустил. Ле-Мейн сказал, что последнее мое эссе неудовлетворительно – ниже среднего, – и напомнил, что колледж предоставил мне именную стипендию с определенной целью, а не просто в подарок. Я думаю назвать книгу "Воображенье человека"[24]. Куэннелл говорит, что забросил жизнеописание Блейка. Мама написала, что намерена съездить с мистером Прендергастом в Нью-Йорк, – дабы "консолидировать свои американские авуары", что бы сие ни значило.

Спала я меж камней зелено-серых,

В пурпурной колыбели нежных мхов;

Тогда, как и теперь, меня Иона

Во сне рукою нежной обнимала,

Касаясь темных ласковых волос…

[Шелли, "Освобожденный Прометей"[25]]

Стоит мне подумать о Лэнд, как эти строки начинают звучать в моей голове. "Во сне рукою нежной обнимала"… Безумие сексуальной тяги, темные фантазии о ее обнаженном теле. Все мои помыслы о кузине Люси обратились ныне в далекое прошлое.

Пятница, 19 июня

Ночная вакханалия в "Les Invalides". Мы с Диком обедали в Тейме, в "Парящем орле", – прощальный обед, конец триместра. А на обратном пути остановили такси на Айффли-роуд и зашли в "Les Invalides" выпить по рюмочке на сон грядущий. Записывая Дика в книгу посетителей, я услышал гром музыки – кто-то играл на фортепиано, – хохот и крики. Я спросил у миссис Андерсон что происходит. Она уже основательно наклюкалась, бретелька ее платья сползла с плеча, выставив напоказ какое-то кошмарное белье.

– Кое-кто из молодых джентльменов переоделся в леди, – ответила она.

Собственно, "леди" мы, войдя, увидели только двух, и в одной из них я признал Удо фон Шиллера, немецкого друга Касселла. Присутствовал там и Касселл в костюме "хозяина гончих", объяснивший, что они были на костюмированном балу неподалеку от Берфорда, однако отец пригласившего их студента выставил всю компанию из дому за непотребное поведение. Кассел пригласил меня и Дика присоединиться к ним, и мы, невесть по какой причине, присоединились. Дик уселся за рояль и заиграл (у него это получается замечательно), все заказали себе еще выпить, и вечеринка покатила себе дальше – от дурного к худшему.

Удо – должен признать, что в парике и нарядном платьице он выглядит на удивление хорошеньким, – провел меня в библиотеку, где шла игра в покер с раздеванием. Я там не задержался. Какой-то совершенно голый студент со стоящим пенисом расхаживал по библиотеке, пополняя стаканы. Когда я повернулся, чтобы возвратиться к тем, кто распевал у рояля, низкорослый светловолосый малый, совершенно пьяный, схватил меня за руку и сказал: "Поцелуй меня: ты напоминаешь мне покойного друга". Я поцеловал его, а он засунул мне в рот язык, как Люси когда-то, и вцепился в мой член. Я с силой оттолкнул дурака да так, что он врезался спиной в стену и вид приобрел оглушенный, казалось, его вот-вот вырвет. "Ты получил поцелуй, – сказал я. – А это пошлина за него". Когда я выходил, наблюдавший за нами Удо, зааплодировал.

[ПОЗДНЕЙШАЯ ВСТАВКА, 1966. Я проникаюсь все большей уверенностью в том, что этим блондинчиком был никто иной, как Ивлин Во[26].]

Вторник, 21 июля

Собираюсь сегодня в Хампстед, повидаться с Лэнд и познакомиться с ее родными. Испытываю некоторые опасения – мне еще ни разу не приходилось встречаться со знаменитым художником (ее отец, Вернон Фодергилл, член Королевской академии искусств, прославился яркими английскими пейзажами, написанными в манере фовистов). Не понимаю, к тому же, как мне одеться. Мама предложила мой "прекрасный твид", однако для твида слишком жарко. Мне бы полотняный костюм, но вряд ли я успею сходить и купить его. Может, послать Бейкера в "Харродз" или в "Арми энд Нейви", глядишь, он там что-нибудь да откопает? Смешно. За последний год я накупил столько одежды, что уж наверное подберу нечто вполне приемлемое.