Только сейчас, сидя здесь, я задумываюсь – был ли я у нее первым? Маленькие соцветия крови на простынях отсутствуют. Понятия не имею.

[Сентябрь-октябрь]

Разъезды. После Лэнд я вернуться в Лондон не смог. Отправился в Бандоль, к Бену. Потом на две недели в Лондон, оттуда, по заданию «Тайм энд тайд», в Вену. Неторопливое возвращение: Берлин – Амстердам – Брюссель – Париж (снова собирал материал для «Космополитов») – Лондон. Лэнд делит с двумя подругами квартиру в Ислингтоне.

Среда, 31 декабря

Лэнд внизу. Сказала родителям и подругам, с которыми она вместе живет, что уезжает на несколько дней погостить в Карматеншир. В нашем распоряжении три дня. Еды и питья хватит на месячную осаду, а выходить куда бы то ни было мы не собираемся.

1931 Воскресенье, 22 февраля

Провел день, просматривая гранки «Конвейера женщин». Чувствую себя странно отдалившимся от этой книги: в ней присутствует некий мелодраматический, отдающий дном жизни шарм (мой герой, Леннокс Диване, полностью околдован Лидией – подобием Анны, – если она попросит, Леннокс с готовностью заклеймит себя каленым железом), и мне кажется, я сумел воссоздать подлинную атмосферу Парижа, хотя атмосфера эта, следуя истории сочинения книги, под конец несколько выдыхается. Присутствует также изящная тема с намеком на инцест: Полковник, названный в книге «дядюшкой», правит целой чередой «племянниц», – отсюда и название – подвизающихся в различных, разбросанных по всему городу maisons de tol'erance. К концу романа Ленноксу удается передать его в руки полиции, что позволяет Ленноксу и Лидии бежать в Инсбрук (не больше, не меньше), где она умирает от чахотки.

Лэнд позвонила сегодня утром, сказала, что ей предложили отправиться в Индию с каким-то парламентским комитетом по расследованию неких обстоятельств – что-то связанное с Ганди и Партией конгресса[64]. Я великодушно сказал, что она должна поехать, упускать такую возможность нельзя, и так далее. Конечно, я буду скучать по ней, но мне необходимо сосредоточиться на работе – я запаздываю с четырьмя, примерно, статьями, включая большую и довольно важную – о кубизме – для «Берлингтон мэгэзин».

Глиб-плэйс весь день отзывается ощущением удовлетворенной праздности. Горит камин, на обеденном столе валяются гранки. Лэнд была здесь в пятницу, и дом кажется еще пропитанным ее присутствием, в немалой мере благодаря аромату купленного ею горшка с гиацинтом – к тому же, она забыла свой шарф. А тут еще воспоминания о любви в субботнее утро, о том как мы поедали в нашей смятой постели тосты с мармеладом, как чайник парил на столике у кровати. После ее ухода я, ко времени ленча, прошелся вдоль реки, выпил пинту пива, съел кусок пирога с мясом. Затем назад, к гранкам. У меня больше 800 фунтов в банке и в перспективе еще 50 должны поступить в день выхода книги (минус комиссионные Уолласа, разумеется). Я люблю Лэнд, и она меня любит, я опубликовал одну книгу, на подходе вторая, а мне ведь нет еще и двадцати пяти. Когда я думаю о том, с каким обреченным, мрачным настроением покидал Оксфорд!.. Х-Д прав: через две недели полученная тобой степень перестает сколько-нибудь сказываться на течении твоей жизни. Посмотрите на Во, посмотрите на Коннолли, посмотрите на Ишервуда и на меня: получение низкой степени, как способ сотворить из вас литератора, начинает казаться почти de rigueur[65].

[Март]

Сегодня на Самнер-плэйс познакомился с пожилой супружеской четой, майором и миссис Ирвин, которые, оказывается, живут теперь в моих комнатах на верхнем этаже. «Пансионеры», – говорит мама и начинает рассказывать о других трудностях, порожденных Крахом 29-го. Мистер Прендергаст, как выясняется, вложил почти все ее средства в американские ценные бумаги, которые ныне в той или иной мере обесценились.

– Так что же у тебя осталось? – спрашиваю я.

– Ну, есть дом, доходов вот совсем мало. Я очень много назанимала у банка. Как ты советовал.

Я уговорил ее продать автомобиль и избавиться от всех слуг, кроме Энкарнасьон. По-видимому, она брала займы даже для того, чтобы выплачивать мне пособие. Я сказал ей, что ни в каких ее дотациях больше не нуждаюсь, и выписал ей чек на сто фунтов, чтобы было чем покрыть любой не терпящий отлагательства дефицит. Поинтересовался адресом Прендергаста – он по-прежнему в Нью-Йорке, пытается спасти, что еще можно.

– Это конченый человек, – со слезами на глазах сказала мама.

– Не плачь, мама. Все будет хорошо.

– Да, я знаю. Я только все время думаю, что сказал бы твой отец?

[Апрель]

«Конвейер женщин» вышел в свет. Успех «Воображенья» способствовал мгновенному появлению рецензий. «Безвкусно и постыдно» – «Мейл». «Омерзительно неприятный дешевый бульварный роман» – «Таймс». «Мистер Маунтстюарт обладает очевидным талантом по части написания биографий; мы советуем ему оставить художественную прозу в более уверенных руках» – «Крайтерион». Слава Богу, Лэнд в Индии.

Понедельник, 27 апреля

Тожественный завтрак в «Савой-Грилл»: ЛМС, Уоллас, Родерик и сам мистер Спраймонт из «Спраймонт и Дру», пришедший, чтобы собственными глазами увидеть свою дойную корову. Мы с Уолласом не без приятности купаемся в потоке поздравлений. За три недели продано почти 11 000 экземпляров, скоро выходит пятое издание. Вследствие чего, Уоллас продал книгу в США («Декер, Прайд энд Уолфсон») и во Францию («Кайе Нуар»). «Спраймонт и Дру» выпрашивают новый роман. Умница Уоллас позволяет им думать, что таковой вполне возможен (я в подобных случаях предоставляю ему говорить за меня – великий визирь при императоре), но заявляет, что сначала Логан хочет написать книгу под названием «Космополиты», не так ли Логан?

– Название мне нравится, – говорит Родерик.

– Мне тоже, – эхом отзывается мистер Спраймонт и чуть ли не лезет в карман за чековой книжкой. – О чем она? О роскошных путешествиях? О стиле жизни миллионеров?

– Это исследование, посвященное группе довоенных французских поэтов.

К концу завтрака они поняли, что надежды отговорить меня не существует, и принялись изображать подобие энтузиазма. Когда мы с Уолласом стояли в «Савой-Корт» – дым наших сигар казался в весеннем солнце плотным, как эктоплазма, – Уоллас сказал, что с нетерпением ожидает переговоров: он намерен создать новую точку отсчета для аванса, выплачиваемого за книгу, посвященную литературной критике.