Щербаков Владлен
Шрифт:
предлагает…» Чушь. Проклятие гордыни! «Человек всегда один».
Кто-то сказал в не лучшем состоянии, смысл извратили в угоду
трусливому эгоизму.
«Май нэйм Кабанов» - усмехнулся Дмитрий. Ответ на русском
языке воспринялся без удивления. Голос китаянки бархатом
обернул сердце. На грязном лице лучились глаза – теплая желтая
оболочка в подтаявшем альпийском снегу.
Кабанов повернул в блок налево. Все-таки надо проведать
гостей, не нуждаются ли в чем. Спокойной ночи пожелай, лицемер! Дмитрий остановился, в сизой пленке окиси кофейной
гущей рисунки ржавчины. Красить и облагораживать железные
конструкции не имело смысла.
– Может, узнаю чего. – Вслух самоутвердился Дмитрий
Петрович, ключ с излишним лязгом провернулся в замке.
Дежурное освещение еще экономнее, чем в общем проходе.
Вторая дверь справа приоткрылась, женская головка кошачьим
движением выглянула в проем. Идентификация за доли секунды, дверь открылась на половину, Иви в гражданской одежде, ноги в
узких джинсах на ширине плеч, руки скрещены на груди.
Пожилой дипломат наверняка уже спит, не будить же. Дмитрий, не отрывая взгляд от точеной фигуры, шагнул вперед.
– Здравствуйте, товарищ Кабанов. У меня к Вам несколько
вопросов. – Нагло заявила китаянка.
– Вы не поверите, у меня тоже. – Парировал товарищ Кабанов. –
Пройдемте, не разговаривать же в коридоре.
Во временное жилище, рассчитанное на семью, Иви удалось
привнести частицы уюта. Кровати по обеим сторонам заправлены, из соседних комнат позаимствованы армейские одеяла. Одно
скомкано на кровати с двумя подушками в изголовье, другое
закрывает нишу с биотуалетом, третье обернуто на баллонах со
сжатым воздухом. На гранитной стене лист календаря. Без части с
днями недели картинка синего неба чуть-чуть напоминала окно.
На столике аккуратно разложены армейские сухпайки, плитка
шоколада на фольге рядом с кружкой чая.
– Как вентиляция? – Кабанов посмотрел на распечатанные
таблетки сухого спирта.
– Нормально. Присаживайтесь, товарищ Кабанов, я заварю вам
чай.
Кабанов сел за стол, размеры комнаты постоянно заставляли
китаянку вторгаться в его личное пространство. Кабанов вдыхал
запах давно забытого свежего женского тела. За личное
пространство войну проиграл, даже не начиная.
– Ты отлично говоришь по-русски. Шпионская школа?
– Все намного проще. Когда мне было 2 года, родители
приехали в Россию. В Приамурье много деревень, где не хватает
рабочих рук. Папа с мамой и еще несколько семейных пар
арендовали ферму, я пошла в русскую школу в районном центре.
Отца выбрали секретарем местной партийной ячейки, он часто
ездил в Пекин. Я поступила в Хабаровский университет, но ушла с
4 курса, продолжила обучение в Пекине. В 2004 году вступила в
Коммунистическую партию Китая, меня приняли на работу в
агентство Синьхуа. 7 лет в качестве журналиста освещала события
в России, была практически во всех крупных городах, в том числе
и в Европейской части. Перед началом конфликта меня направили
в армию в качестве военного переводчика.
В кружке забулькали пузыри, китаянка положила пакетик с
чаем, притопила ложкой.
– Сахар?
– Я сам. – Кабанов разломил бумажный цилиндрик, засыпал
белые кристаллы в воду.
Иви села напротив, разглядывая, как чай окрашивает воду, тихо
спросила:
– Вы долго нас продержите?
Кабанов не ответил. Помакал пакетик, спросил:
– Значит, партия сказала «фас», ты пошла воевать против
страны, которая тебя воспитала.
Иви Ченг подняла глаза.
– Меня воспитали родители, а не страна. Рано или поздно война
началась бы. На моих глазах за одно поколение Россия
безвозвратно деградировала. Страна разлагалась, твой народ был
обречен. Вы умирали от водки и наркотиков. Не способны были
разумно распорядиться природными запасами. Выбирали
правительство, которое продавало все, что можно было продать.
Молчишь?
– Китаянка ждала возражений.
– Я видела, к чему стремится молодежь, какие ценности ей