— Ты уверена, что это правильно?

— Конечно. Бог с ними, с этими драгоценностями, не в них счастье. Я-то еще легко отделалась, вам, я думаю, хуже!

– Знаешь, мне было так хреново, я ведь подозревала, что этот старый пень что-то затевает, он мне говорил, что нашел какого-то безумно богатого и щедрого покупателя на твои цацки, а у самого глазки какие-то масляные, шкодливые были. Поэтому когда позвонил этот твой Тима, я сразу поняла… Думала, умру от стыда и горя, а он ко мне приехал, мы поговорили…

— И что?

— Мне легче стало. И вот еще, Янка, он… он любит тебя.

— Да нет, что вы, он просто хороший человек.

— Он не просто хороший, он, наверное, самый лучший из всех, кого я знаю.

— Да бросьте… А видели бы вы его жену, такая красавица, глаз не оторвать.

— Ну и что? Может, он из тех, кто предпочитает свиной хрящик?

— Это я свиной хрящик? — улыбнулась Яна и тут же сморщилась от страшной головной боли.

— Тебе наверное нельзя улыбаться. Лежи смирно, я тебя умою, приведу в порядок… Ты завтракала?

— Не могу есть…

— Голодная, значит, валяешься… Ты тут одна? — она кивнула на вторую кровать.

— Под утро положили одну женщину, а она через полчаса умерла.

— Я тебя отсюда заберу!

В дверь постучали.

— Можно? — заглянул Тимофей. — С добрым утром, Яна.

— Спасибо вам!

— Тима, что сказал врач?

— Что все слава богу, через дня два-три можно выписать.

— Ступайте к нему и скажите, чтобы прямо сейчас выписывал, я забираю ее к себе!

Все оказалось просто. Явился молоденький милиционер, со скучающей миной задал несколько подобающих случаю вопросов, вздохнул и пришел к выводу:

— Вряд ли мы его найдем. Документы, возможно, подбросят, а если нет, выправите новые, обращайтесь, поможем! — С этим он отбыл.

А через полтора часа Тимофей на руках отнес Яну в машину.

— Юлечка, добрый вечер, это Нелли Яковлевна.

— О, добрый вечер! Как вы поживаете? Что слышно от Миши?

— Спасибо, все вроде бы нормально. Скажи, а Тимы нет?

— Нет, у него сейчас какие-то сложности, он поздно возвращается. Он вам нужен? Позвоните ему на мобильный!

— Он у него не изменился?

— Да нет, а что?

— Не могу дозвониться. В рабочее время мне неловко, а вечером телефон недоступен. Вот, думала дома его застать.

— Нелли Яковлевна, может, я могу чем-то помочь? Вы скажите!

— Понимаешь, деточка, я что-то беспокоюсь. Яна куда-то пропала.

— Как пропала?

— Ну, обычно мы созванивались как минимум раза два в неделю. А тут уже две недели от нее ни слуху, ни духу. К телефону не подходит, мобильный тоже выключен… Мне как-то тревожно. Думала, может Тима что-то знает…

— Вряд ли… Хотя… Но если бы с ней что-то случилось, думаю, он мне сказал бы. Нелли Яковлевна, я вот хотела спросить… Она вам нравится, эта Яна?

— Ну, в общем-то да… А что, ты иного мнения?

— Ну, я видела ее один раз, но… Она неряха… А я таким людям как-то не доверяю.

— Да, она слегка лахудристая девушка, — засмеялась Нелли Яковлевна, — но славная… Юлечка, будь добра, передай Тиме, чтобы со мной связался.

— Передам, конечно, хотя не знаю, чем он может вам помочь.

— Ну, может, он съездил бы к ней.

— Он сейчас так занят… А хотите, я с вами съезжу? Я завтра свободна, мне несложно.

— Спасибо, я не откажусь, наверное.

— Вот и отлично.

— Когда тебе удобно?

— Ну, лучше в первой половине дня. Часов в одиннадцать вас устроит?

— Да, прекрасно.

— Ровно в одиннадцать я за вами заеду.

Яна уже вторую неделю жила у Маргариты Семеновны, которая ухаживала за нею куда лучше, чем в больнице. Она неожиданно для всех подала заявление об уходе, ее легко отпустили, на ее место давно метила одна из сотрудниц.

— Что, Маргарита Семеновна, теперь уж будете жить половой жизнью? — ядовито спросила главбухша.

— Интенсивной половой жизнью! — поправила ее Маргарита Семеновна.

— Ну дай вам бог!

— Уже дал!

Пашка весьма одобрил решение матери уйти с работы и обещал ежемесячно высылать ей по пятьсот евро. О том, что случилось с Яной и Григорием Ивановичем она и словом сыну не обмолвилась. А Григорий Иванович в Москву не вернулся. Выходит, они не зря его подозревали. Правда, иногда ночью она просыпалась и думала: а жив ли он вообще? Но потом говорила себе: какая разница? Для меня он все равно умер!