Шрифт:
– Я слышал, что в тебя стрелял муж твоей соседки.
– Он сейчас в тюрьме, вам ничего не стоит узнать у него, что это не так... Игорек в меня стрелял.
– Почему не сказал мне про него?
– А вдруг не было никакого Игорька? Вдруг Енисей лажу мне скормил? Ну, чтобы шкуру свою спасти... Я сначала должен был убедиться, что это не лажа...
– Но ведь Саша знала про него. Значит, не лажа...
– Знала. И вам ничего не сказала... Я не хотел ее подставлять.
– Но ты ее подставил... И меня подставил... Где сейчас Игорек?
– Не знаю.
– А если бы он меня грохнул?
– Он не мог вас грохнуть. У вас охрана крутая. Он через Сашку к вам подбирался. А потом на мне спалился... Ну, может, решил, что спалился... Илья Викторович, у вас там рамсы с московскими, вам с ними разобраться надо...
– С кем у меня рамсы, я сам знаю. А разобраться мне с тобой нужно... И с Сашей... Пока живи, а там видно будет...
Прежде чем уйти, Касатон связался с начальником своей охраны и велел подогнать к палате еще двух телохранителей – для себя. Значит, боится. Значит, поверил в Игорька...
Глава 23
Посеребренные сосны опустили, подобрали под себя ветви-лапы – как будто пытались обнять ими свои промерзшие стволы, согреться. Небо чистое, без единого облачка, солнце яркое, но тепла от него никакого. Мороз такой, что и Снегурка околеть могла.
Алик, казалось, превратился в ледяное изваяние. Застывший взгляд, бледное, непроницаемое лицо. Но при этом ему совсем не было холодно, хотя его и потряхивало изнутри. Его терзал страх за свою жизнь, и только усилием воли он удерживал хорошую мину.
Сашку же трясло и от холода, и от предсмертного ужаса. Ей бы запахнуть норковую шубу, но, похоже, она даже не понимала, что это может хоть как-то ее согреть. Страх, кажется, парализовал ее сознание.
– Ты знала про Игорька? – сухо спросил Касатон.
Он тоже мерз на морозе и, похоже, был не прочь выбраться из этого ледяного леса. Поэтому его вопрос прозвучал как предвестник скорого приговора. Впрочем, все к этому и шло. Или Сашка останется здесь, или Алик. Был еще и третий вариант – они могли вместе превратиться в февральские подснежники, но Алика это не устраивало. Он должен был спасти свою жизнь, и для этого готов был пожертвовать хоть Сашкой, хоть кем угодно.
– Ну, сколько раз тебе говорить, что знала! – простонала она. – Ты же видишь, я не вру! Что было, то и сказала!
– Алик говорит, что это ты навела на него Игорька.
– Алик ошибается... Алик, скажи, что это не так!
– Но это так.
Алик отказал ей в пощаде. Хотя и сомневался в том, что Сашка напрямую навела на него Игорька. Сомневался, но не признавался в этом. Внешне он был сама категоричность.
– Ты хотела, чтобы Игорек убил меня? – жестко спросил Касатон.
– Ну что ты такое говоришь!
Сашка с воем схватилась за голову, обессиленно села на снег.
– Ты что думаешь? – пронзительно глянул на Алика вор.
– Я не думаю, я уверен. Я мог помешать Игорьку. А это помешало бы ей избавиться от вас...
– Алик, ну что ты такое говоришь! – в ужасе посмотрела на него Сашка. – Это же неправда!
– Я не знаю, кто из вас врет, – нехорошо улыбнулся вор. – Но сейчас мы все выясним.
Он повел головой в сторону своего телохранителя, и тот протянул ему пистолет.
– Первое слово предоставим даме.
Касатон взял оружие, рукояткой подал его Сашке. Кивком головы показал на Алика:
– Если он врет, пристрели его.
– Но я не могу! – в ужасе замахала руками она.
– Значит, ты врешь.
Касатон поймал ее за руку, вложил в нее пистолет:
– Это твой последний шанс. Убьешь его – значит, твоя правда. Нет – значит, ты предала меня. Если предала, останешься в этом снегу...
– Но я не предавала!
– Тогда докажи. А докажешь, будешь жить.
Наконец до Сашки дошло, что жизнь ее заключена в этом пистолете, как Кощеева игла в яйце. Сотрясаясь всем телом, как в горячечной лихорадке, она поднялась на ноги, дрожащими руками направила ствол на Алика.
Ему было страшно. Но не очень. Глядя на Сашку, он понимал, что у нее не хватит духу спустить курок.
Она зажмурилась, отвернув голову от пистолета, даже попыталась нажать на спусковой крючок, но все закончилось тем, что оружие вывалилось из ее рук.
– Не могу!
Сашка присела на корточки, обхватив голову руками.
– Значит, предала, – заключил Касатон и, глянув на Алика, глазами показал на упавший пистолет. – Теперь ты оправдывайся.
– Не в чем мне оправдываться. Я правду говорю и никого не предавал...