Шрифт:
— Нет, мы уж как-нибудь сами!
Поняли Лямзель и Слямзель, что не на того нарвались. Но не отступили, поскольку пользовались тайной наукой охмурения. Наука же та утверждает, что внутрь человека ведут семь отверстий. Не получилось на глупости и тщеславии, попробовали на жадности и на прочих пороках.
Попался королевский слуга на простейшем наперстке. Заело его, видишь, что на глазах обманывают. Все в нем воспротивилось, и стал он играть с Лямзелем. А тот проходимец и ловкач, каких свет не видывал.
«Тут, тут шарик!» — кричит Пенек Пельмешкович. Поднимает стакан — пусто. И по новой играет. Пытаясь отыграться, до миллиона рублей долг свой довел.
— Теперь перерыв, — сказал Лямзель. — Уплати миллион, тогда дальше играть будем!
— Тараканы вы заморские, змеи аспидные, жулики! — возмутился Пенек Пельмешкович, думая, что пронять можно негодяев. — Играем дальше, иначе велю вам головы оторвать!..
И докатился долг до десяти миллионов.
— Плати! Не то пойдем к королю и все расскажем! Узнают люди, чем занимается первый королевский слуга и секретарь!
Застонал Пенек Пельмешкович от позора и раскаяния.
— Негодяи! Не связался бы с вами, жил бы мирно и счастливо, как прежде!..
Ему бы использовать против негодяев их негодяйскую наглость, — спустить с крыльца, натравить собак. Да ведь это только так кругом внушают, что у наших людей культуры нет, это чтоб задавить да зашикать, побудить заискивать да уступать, на что человек истинно гордый и свободный никогда не пошел бы. Пенеек Пельмешкович, хоть и в лаптях, а благороден был и чист душою: не мог даже допустить, что послы такими гнусными окажутся. Это погубило и его, и бедное королевство.
— Нет у меня денег, — в отчаянии признался Пенек Пельмешкович. — Что хотите со мной делайте: убивайте, режьте, мне теперь все равно!
— Вот и чудесно! — обрадовались Лямзель и Слямзель. — Самое время для разговора, когда человеку все равно! Мы тебя губить не собираемся, ты нам живьем нужен, без тебя мы своих замыслов не осуществим. И готовы наградить тебя, если ты образумишься и увидишь всю пользу нашей цивилизации! Король твой совсем шизанулся, никаких дел с иноземными купцами иметь не желает, интересов нашего общего кармана не признает. Не понимает того, что глупые и слабые должны служить для упрочения власти и увеличения богатств пронырливых и сильных… Вот наша воля: подпиши у короля указ о свободной продаже имущества всякому, кто приценится. Всего на три дня. На три всего денечка. Вроде бы проба. Как поиск.
— Ишь, чего захотели! Вы за это время скупите на корню все королевство: и земли, и дворцы, и конюшни, и пушки, и крепости, и самих людей развратите!
— Да кто же все это скупит за три дня? — притворно удивился Лямзель. — Королевсво ваше очень, очень богато. Чтобы его скупить, три года необходимо. Да и есть ли сейчас иностранцы в королевстве, кроме нас? Никаких нет. И никто завтра не приедет, за исключением наших родственников, которые без нас всегда скучают.
— Если тебе прогресс не понравится, ты можешь через три дня возвратить все к прежнему положению, — добавил Слямзель. — Через три дня долг тебе простится. Вот расписка. А чтобы душой не мучиться, чтобы позора не чувствовать, отошли короля куда-нибудь подальше. Поохотиться, например…
Думал-думал Пенек Пельмешкович да и согласился. Не будь он Пельмешковичем, может, и удержался бы, а так понадеялся на авось, хотя все видел и все понимал.
Подмахнул король указ, не читая, не зная его содержания, привыкнув к честности слуги, и укатил на охоту.
Едва глашатаи объявили о новом указе, в страну хлынули родственники Лямзеля и Слямзеля. Было их превеликое множество. К одному Лямзелю явились Ламзель, Лимзель, Лемзель, Ломзель, Люмзель, Лумзель, Лымзель, Лэмзель, а были еще Бемзель, Вемзель, Гемзель, Демзель, Жемзель… вплоть до Юмзеля и Ямзеля…
Вся эта орава рассыпалась по стране и тотчас скупила все поля, все дома, весь скот и все мануфактуры королевства.
«Хорошую цену дают, — рассуждали между собой обыватели, еще не догадываясь о том, что всех их раздевают догола и одевать никто не будет. — За каждый дом и за каждую корову выплачивают по тысяче рублей. Ну, а кто пропьет денежки, тот прокормится за счет вермишелевых деревьев…»
Распродал народ все свое имение, а мошенники тотчас в десять раз повысили все цены. Бросились обнищавшие люди к вермишелевым деревьям, а там уже нанятая стража с ружьями да дубинками. Объявляют: «Отныне вермишелевые рощи принадлежат новым владельцам, за вход в рощу требуется платить десять тысяч рублей!..»
Заахали и заохали люди. Иные из храбрецов полезли в рощу, повторяя, что так заведено спокон веку и освящено народным обычаем. Кончилось трагедией: иных убили, других заковали в цепи.
С плачем побежал народ в родные деревни, просит своих мучителей:
— Мы вам все продали — по указу короля. Но мы не знали, что кто-то увеличит цены и мы станем нищими. Даже в вермишелевые рощи теперь не пускают. Продайте обратно наши дома и пашни, а то с голоду поумираем!
— Жить или умирать свободен ныне каждый, нам какое дело? Однако продадим, отчего не продать? Для этого и покупали. Только цены теперь поднялись в десять раз против прежнего. Дом, вчера проданный за тысячу, теперь стоит десять тысяч. И корова, и лошадь, и коза… Вам деваться некуда, берите свое имущество, а девять десятых его стоимости отработаете. Нам очень нужна была рабочая сила, вот она и появилась. Сами-то мы работать на земле не собирались и не собираемся, мы все больше по кассовым книгам мастера.