– Отчего вы не ушли? – спросила я и осеклась. Зачем спрашивать, если ответ известен.

– Любила, – медленно произнесла она и внезапно хрипло рассмеялась. – Любила старого, лысого пердуна!

Мы замолчали. Елена смотрела в темень за окном, забыв стряхнуть пепел. Серый рыхлый столбик упал на подоконник, она аккуратно собрала его салфеткой и сбросила в пепельницу.

– Я хочу дочку, – вдруг сказала я. – Очень.

– Рожай! – Елена резко развернулась ко мне. – Еще не поздно. Сережка не такой. Плохой пример учит. Отца он невзлюбил и стал моим хорошим другом.

– Мне почти сорок, – вздохнула я.

– Глупости! – Елена обняла меня. – Вместе будем нянчить двух зайцев сразу. Твою и мою мечту. Давай?!

Мы переглянулись и рассмеялись.

Мне с Еленой легко. Я люблю свою свекровь. Она моя кровь через мужа.

Я надевала туфли, Елена принесла мне ажурную брошь в подарок. Золотую гроздь, сердоликовые ягоды уже созрели, хризопразовая завязь зеленела молочным соком, а на веточке сверкали капли бриллиантовой росы.

– Бери, – сказала она. – Не слишком дорогая, но сделана на заказ. Таких ни у кого не встретишь.

– Вы меня задарили, – смутилась я.

– Мой муж просил прощения, оформляя его ювелирными изделиями. Я была самая дорогая женщина из нашего круга. И вышло так, что часто оказалось много лучше, чем редко!

Она засмеялась, я тоже. Но смешно мне почему-то не было.

Лиза

Апрель привел за собой жару и устроил солнцепек на нашем балконном каньоне. Мишка перетащил туда кровать со смешными никелированными шарами и старый матрас. «Насовсем переехал на свою аэродинамическую улицу, – сказал он. – Буду здесь спать». А мне пришлось повесить плотные шторы и приклеить на оконное стекло желтый треугольник с черным черепом. Мишка заглянул в мое окно и вытаращил глаза.

– Кого я вижу? – засмеялся он. – Конан Дойл!

– Да, – вежливо согласилась я. – А ты его копия.

– Здесь слишком много моих копий.

Мишка забрал Арлекина себе, не спросив разрешения. Но я бы сама отдала. Тем более что мой Арлекин сам собой превратился в Страшилу. У него появилась синяя вязаная шапка и свитер в дополнение к смешным клетчатым штанам. Как у Мишки.

Мама смеется, говорит, что я совсем забросила гулянья по городу ради нашей аэродинамической улицы. А мне так интереснее. Днем мы валяемся на Мишкиной кровати, глазеем на облака и молчим. Но это не в тягость. Бывает такое молчание, когда тебе хорошо. Вот нам и хорошо. Иначе мы не были бы вместе. Мы лежим, облака стоят над нами или медленно-медленно куда-то плывут. И ты не устаешь на них смотреть. Облака сегодня похожи на растрепанные сорок тысяч косичек, а завтра рассыпаются коробочками хлопка. Сегодня лениво вытягивают когти прямо к горам, а завтра пенятся морскими барашками. А послезавтра ты видишь и на земле снежные горы, и на небе снежные горы. Почти точные копии друг друга.

Не знаю отчего, но когда я гляжу на облака, меня тянет сбежать, уехать, куда глаза глядят. Все равно куда… Такая грусть! Такая грусть!.. Скорее бы закончить школу! Или мне хочется… Не знаю чего… Платьев, похожих на облака. Воздушных и белых. Чтобы юбка была короткая-короткая и летела, а пацаны свистели вслед. И чтобы Мишка… Ерунда какая!

Я перелезла через подоконник в балконный каньон и посмотрела на небо в горах. Облака над ними взяли да и сложились рыбьей чешуей. Как бродячая скумбрия! Я засмеялась и задрала голову вверх. В мои глаза шлепнулась целая связка солнечных лучей и расплавила мне ресницы.

– Я солнечный человек! – крикнула я.

Небо моргнуло вместе со мной и уставилось на меня огромным синим глазом. И я вдруг вспомнила, солнце и Мишка родились в одно время. Во время Козерога. Может, это Мишка солнечный человек, а солнце его – идеальная вещь? Я вдруг схватилась за щеки. Что за напасть? Они опять красные-распрекрасные. Вообще не хочу о нем думать!..

Нужно попросить маму мне помочь. У меня только шорты и джинсы, юбка всего одна, совсем старая. Я из нее давно выросла.

– Мам, сшей мне юбку.

– Какую? – спросила мама.

Я заметила, что она удивилась, хотя вида и не показала. Она улыбнулась, я засопела. Так иногда бывает, когда я нечаянно обижаюсь или смущаюсь. Я срочно перестроилась.

– Белую, с оборками по подолу, – с деланым безразличием сказала я.

Не хватало, чтобы она думала, о чем я совсем не думаю. А мама ни с того, ни с сего меня поцеловала.

– Оно само засопелось! – закричала я. – Случайно!

– Я ничего не слышала, – нарочито удивилась мама и пожала плечами.

Мы покатились со смеху. Мы часто валяем дурака. Я несу всякую ерунду, а мама от меня не отстает. Вроде бы…. Ахх! Время тащится еле-еле. Как старикашка. Господи, ну когда будет конец этой несчастной школе! Поскорей бы каникулы, что ли…

У моей Коломбины белое платье из шелка и кружев, как у невесты. А на ножках атласные пуанты с лентой крест-накрест. Мне так захотелось. Я делаю кукол, а не они меня. Ее улыбка получилась лукавой сама собой, хотя это элементарно. Нужно просто приподнять уголки губ, и они сами изогнутся луком. Я теперь это часто практикую. На Мишке. Какой у него глупый вид! Ухохотаться! Я и сейчас смеюсь как… Фекла! Мама вышила Коломбине губы из переливчатых красных ниток, и они стали похожи на клубнику в пупырышках. Как у меня. Так сказал Мишка… А я не покраснела, а улыбнулась. Нарочно! Зато Мишка покраснел за меня. Вот так-то!