– Н-да?
– в тон ей спросил Лён, садясь на остывшей за ночь земле и чуть поёживаясь от утренней прохлады, - Ты книгу Скарамуса хорошо читала? Там сказано, что у Румистэля, вернувшегося за сокровищами, была при себе спутница?

– У меня нет последней страницы, - сердито ответила Наташа, - как раз на этом месте оборвано. Чёртова старуха полкниги извела на кульки для семечек!

– А, тогда ты не знаешь!
– тут же обрадовался он, хотя точно знал, что в кратких упоминаниях Скарамуса о даре Румистэля никаких подробностей не было.

– Что ты себе вообразила?
– сухо отозвался он, раздосадованный тем, что она так проницательно угадала его мысли, - как ты представляешь себе мою жизнь здесь? Я, между прочим, дивоярец, и на мне лежат обязанности. Ты думаешь, я свободен в своих действиях? Дивояр - это целая организация...

– Полувоенного типа, - насмешливо продолжила она, - Не беспокойся, я знаю, какими сложностями регламентирована жизнь рядового дивоярца. И ты шагу ступить не можешь без одобрения Совета. Но даже в этом ты умеешь находить свои лазейки. В частности, поход в зоны Наваждения даёт относительную свободу, потому что там время течёт своим путём. Я помню как ты менялся, возвращаясь из Селембрис в наш грешный земной мир. За одну ночь на Земле ты проживал тут месяцы! Я наблюдала за тобой. Так отчего же не предположить, что по отношению к Селембрис зоны сказки - те же области изменённого времени?

И снова это было правдой: в наблюдательности и умении делать выводы Наташе не откажешь.

– Но путь, который ты избрал, ведёт нас не в сторону такой зоны, а прочь: ты уходишь от Дерн-Хорасада!
– закончила она свою речь, в досаде бросая свой букетик и присаживаясь рядом, потому что дивоярец принялся рыться в своей суме в поисках эльфийской скатёрки, чтобы позавтракать перед началом дальнейшего пути.

Он сердился на неё. Да, она верно догадывается, и большей частью её выводы верны. Но только не понимает, насколько сложна его жизнь здесь. Как ему приходится изворачиваться и лгать, чтобы дивоярцы не проникли в его тайну. Чуяло сердце, что неспроста с ним происходит некоторые странности, что наблюдают за ним пристально, умело маскируя интерес. И в таких непростых условиях взвалить на себя новую обузу! Может, в самом деле, поселить Наташу где-нибудь в зоне сказки? Только в этом случае может случиться что угодно: зачарованные земли могут выкидывать непростые трюки и навсегда отнять у него Наташу. Так недоступен стал Долбер, превратившись в сказочного Еруслана - поди теперь, попробуй встреться с ним, напомни о себе: даже не узнает. Вот и Наташу зона может так затянуть в себя, включить в одну из своих историй, что обратно она уже не выйдет. Надо быть подлинным волшебником, владеть собой и своими чувствами, чтобы сохраняться в зоне наваждений. А то станет она опять Спящей Красавицей, как уже было с ней однажды. Поди да вызволяй её.

– Ты помнишь, как мы с тобой попали в сказку про Спящую царевну?
– спросила Наташа уже иным тоном, присаживаясь рядом на траву и ожидая, когда он достанет волшебную скатёрку.

От неожиданности он вздрогнул и отпустил содержимое дорожной сумки, где всё хаотично перемешалось от ночного ворочания на ней, поскольку даже подушку он не мог себе сотворить. Как будто Наташа угадала его мысли!

– Потом, когда ты отнёс меня на своем Сияре в замок Гонды, - продолжала она тихим, мягким голосом, - я тогда увидала те чудеса, в которых ты жил, в которых пропадал, спасаясь от того тоскливого и серого мира, в котором мы с тобой родились. Тогда на прощание Брунгильда мне сказала особенные слова, и я их помню до сих пор. Наверно, у валькирии был момент пророческого прозрения, и она изрекла предсказание, которого сама, наверно, не поняла. Или не поверила в него. А, может, и забыла. Но я помню.

– И что же она сказала?

– Она сказала так: помни, девочка, однажды вы снова будете с ним вместе. Только это будет не скоро. Другое время, другие обстоятельства, и даже мир другой. Я думаю, она была права: мы с тобой уже бывали вместе.

Наташа подняла на Лёна затуманенные глаза, в которых не было и намёка на притворство: как будто девушка была в трансе и видела что-то особенное, недоступное ему. Но он опять ей не поверил: слишком уж быстро совершались в ней перемены, переходы настроений, как будто в ней жили и боролись два разных человека.

– Интуиция!
– чуть насмешливо бросил Лён, намекая на особенности женского восприятия и имея в виду Брунгильду, которой точно иногда было свойственно прорекать будущее.

Но Наташа всё поняла иначе: она тут же пришла в себя и отгородилась от него чуть надменным взглядом.

– Завтракать, и в путь, - обронила она, опуская взгляд на суму Лёна - оттуда вывалились тщательно хранимые им вещи.

– Вся физиономия обветрилась, - с досадой заявила девушка, беря с травы маленькое эльфийское зеркальце и глядясь в него.

Впервые Лён видел, чтобы кто-то, помимо него, мог взять в руки его волшебные вещицы. Зеркальце точно ничего не отражало, кроме неба, уж это он знал.

– Дай-ка сюда, - испытывая что-то вроде шока, обронил он и протянул руку, чтобы забрать у неё зеркальце.

Ой, это уже совсем скверно: она может брать в руки его вещи! Чего ожидать от этого и как оно вообще может быть?!

– Свет мой зеркальце, скажи!
– тут же поддразнила его Наташа, ловко вскакивая и отбегая в сторону, - Да всю правду доложи!

– Ко мне!
– крикнул он, требовательно протягивая руку и пугаясь того, что его вещь ему не повинуется!

– Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?!
– закончила Наташа, задорно вертя маленькой вещицей.

– Ты прекрасна, спору нет. Ты, хозяйка, всех милее, всех румяней и белее, - запел под сводами деревьев призрачный голос.

– Дай сюда, - едва слышным от напряжения голосом сказал Лён, протягивая ладонь.

– Возьми, - нахально отвечала Лиланда, не делая попытки убрать руку.