— Вам будет ли удобно и угодно посетить нас завтра в четыре часа пополудни?

Замаранная слезами, я бесслезно ответила:

— Да, благодарю вас. Мы всенепременно будем.

Это известие произвело должный эффект на всех присутствующих. Решили выехать на следующее утро.

Вечер нашего первого дня в Женеве был свободен, и я стал звонить Андрею Волконскому, замечательному авангардному композитору, который жил в Женеве. В Москве он был моим близким другом. Телефон Волконского не отвечал. Тогда я решил найти его по адресу, который у меня был. Центр Женевы невелик, и мне не стоило большого труда найти дом и квартиру Андрея. Поскольку на звонок никто не отозвался, я оставил пространную записку с объяснением, почему мы в Женеве. Сообщил наш адрес и телефон. В этом поиске друга мне старались помочь наши новые знакомые. Созвонившись с кем-то из русских, знавших Волконского, они сообщили, что он получил грант и находится в Западном Берлине на стажировке.

Я хотел бы остановиться подробнее на наших встречах с Волконским в Москве. Андрей Волконский — праправнук знаменитого декабриста — вернулся из эмиграции по воле своих родителей, которые, устав от пребывания на чужбине, решили начать новую жизнь в Союзе. Перемена обстановки сильнее всего ударила по молодому Андрею. Он с большим трудом привыкал к новому способу жизни.

Я знал, что Волконский пишет авангардную музыку, и мне удалось в Ленинграде услышать одну из его авангардных вещей, произведение, основанное на дагестанском эпосе, которое называлось «Жалобы Щазы». Оно было исполнено в Малом зале Ленинградской филармонии, по сути, нелегально, после объявленной в афишах программы, когда зрители, купившие билеты, разошлись и остались только друзья. Оркестром дирижировал сам автор. Исполнение произвело на присутствующих большое впечатление. Прочитывался и национальный характер дагестанского эпоса, и изысканная трактовка композитором современного авангардного звучания. В то время в Союзе не исполнялись такие оригинальные произведения. Но музыкальный талант Волконского в сочетании с мощным интеллектуальным началом пробивали стену непонимания. Волконский приобрел имя как композитор.

Вскоре он позвонил мне в Москве и попросил сделать полиграфический плакат к вечерам старинной музыки, которые он готовился проводить в концертном исполнении. Как раз в это время он создавал ансамбль «Мадригал». В нем при исполнении добаховской музыки использовались и старинные музыкальные инструменты, такие, как виола да гамба, и скрипки, настроенные специальным образом, отличающиеся слабым натяжением струн. Очень большое значение приобретал клавесин, на котором играл сам Волконский. Плакат, сделанный мной, очень понравился Волконскому и его другу Баршаю, который говорил мне комплименты.

Андрей просил меня помочь создать на сцене обстановку, которая соответствовала бы исполняемой музыке. Для этого мы ездили с ним во дворец Шереметевых в Останкине и выпрашивали там в аренду стулья и кресла XVIII века, а также изящные канделябры, — мы ставили их на полуколонны и возжигали свечи. В центре композиции на небольшом вертикальном мольберте помещалась весьма оригинальная картина XVIII века с изображением диковинных поющих птиц. Эту картину большого размера (160 х 200 см) в золотой раме мы выпрашивали у директора Дома ученых. Мы ее обнаружили там, воспользовавшись подсказкой, и поняли, что только она может правильно отразить смысл музыкального вечера. Исполнители были во фраках, певица — в вечернем платье. Концерты эти проходили в зале Чайковского и имели очень большой успех. И перед каждым концертом приходилось ехать и выпрашивать необходимую мебель и картину.

Андрей любил московскую богемную жизнь, но его родиной была Франция, и его влекло туда. Кроме того, он надеялся, что на Западе будет легче реализовать его авангардные идеи. Он стремился уехать, был момент, когда он даже хотел перейти границу на Кавказе. В итоге ему удалось выехать из Союза, и он выбрал местом жительства Женеву.

Когда мне сказали, что Андрей в Западном Берлине, я понял, что наша встреча не состоится. Но не успел я вернуться в дом Сергея Крикоряна, как раздался телефонный звонок, и я вдруг услышал взволнованный голос Андрея. Его величество случай! Поразительное стечение обстоятельств: Андрей, который отсутствовал в Женеве в течение полугода, вернулся из Берлина именно в день нашего приезда и нашел мою записку. Все были поражены этим совпадением. И вскоре он приехал к нам, и мы отметили это событие.

Утро следующего дня началось со встречи с Еленой Владимировной Набоковой в кафе за завтраком на берегу Женевского озера. Она, несомненно, была похожа на брата и обладала замечательно правильными чертами лица.

Елена Владимировна напутствовала нас, и мы помчались в Монтрё. За рулем автомобиля была Маша Банкуль.

Манящая даль Женевского озера, все время разворачивающаяся по ходу движения различными ракурсами одного и того же пейзажа, а по другой стороне дороги мелькающие прекрасно построенные домики, ограды и стриженые деревья.

Маша сказала, что она согласилась за нас на еще одну встречу, о которой ее просил почитатель таланта Беллы английский профессор Кемпбел — славист, работающий в университете городка Веве. Он должен ждать нас в условленном месте по дороге. Конечно, мы стремились в Монтрё, но череда встреч продолжалась.

Профессор оказался улыбчивым и приветливым господином. Он сказал, что у него русская жена — бывшая балерина с неожиданно громко прозвучавшей фамилией — Уланова. Он предложил зайти в английский паб, который находился в двух шагах от места, где мы встретились. Короткое общение, мы выпиваем по глотку джина с тоником в компании с этим приветливым господином и вместе с ним едем дальше. Время сжимается все плотнее, и мы понимаем, что нам его уже недостает.

В самом Монтрё нам приходит в голову идея купить цветы, и вдруг это становится неожиданной задержкой — при невероятном количестве цветов на улицах и дорогах поиск магазинчика, их продающего, оказывается проблемой. И, уже найдя магазин, мы находим и новые приключения: Маша локтем задевает девушку-продавщицу, и кружка с пивом для хозяйки падает из ее рук и разбивается. Взаимные извинения, наши предложения заплатить за кружку, гордый отказ хозяйки и, наконец, покупка роз.

Точно — минута в минуту — мы оказываемся у входа в Монтрё-Палас отель.