Шрифт:
Азат хохотнул.
— Та живэ тут такой товарищ, рокив через пять появился после Гаплыка, — продолжал приближающийся одиночка. — Несколько наших завалил, но потом успокоился. Буровики со временем кто от чего передохли, я туточки водин остался.
Сидящие в лодках люди с опаской косились на изредка взбрыкивающую пленку.
— Кравцовское месторождение ведь на востоке было? — спросил Лобачев.
— А то ж, — кивнул мужик. — Рокив семь назад сносить стало. Потихоньку так, я сперва и не заметил.
— Как звать-то тебя? — поинтересовался Тарас.
— Палычем, — отозвался мужик и опустил ружье, указывая на атомоход. — А вы с такой махиной откель будете?
— Мы из Пионерска, — ответил Лобачев. — Уходим в автономное плавание.
— Тудыть вас растудыть! — Палыч бросил рупор на дно лодки. — А я думал, там и нет-то ужо никого.
— Да вот, с грехом пополам пересидели двадцать годков.
— У нас научная экспедиция, — вклинился Савельев. — В Антарктику.
— Дело ваше. Хотя чего еще в мире научного остаться могло — в ум не возьму. А тута чого хотели? — мужик кивнул на опутанную водорослями станцию.
— Думали просто посмотреть — вдруг кто живой остался? А еще вопрос по топливу провентилировать.
— Остался-остался. Из топлива же тут зараз только Солярик, — Палыч шмыгнул носом и багром подтянул свою лодку к спускающейся к воде лесенке. — Ладно, залезайте! Со жрачкой точно допомогу. Видите, какой у меня тута гэкспонат? Солярик притащил. Я ж того мяса вовек не осилю, та и тошно вже. Вот, плавал сети ставить — рыбки захотелось.
— А водоросли? — лодка с членами калининградской группы подгребла к станции, и Марк с любопытством размял пальцами свисающую с верхнего яруса мясистую плеть. — Съедобны?
— На бинты добре годятся. Да иногда горилку закусить, — Палыч привязал лодку к ржавым перилам. — С горшка потом, правда, не слезть…
— И почему же тебя Солярик этот с остальными не порешил? — поинтересовался Ежи, когда часть команды перебралась на станцию и принялась сгружать мешки с вяленым мясом на лодки, которые переправляли их на «Грозного». А там за провизию уже принимались Паштет с Треской под бдительным надзором Бориса Игнатьевича. В довесок Палыч с легкостью расстался с дюжиной огнеупорных костюмов, обязательных на каждой буровой. — Кстати, и почему именно «Солярик»?
— Да потому шо вин как есть соляра! Думал я ж на эту тему, крепко думал. Не-е, я вже его не боялся, як поначалу, — Палыч запустил пальцы в бороду. — Понимаешь, времени ж дуже много прошло.
— И?
— Шо «и»? Вот, я так разумию. Дети то ж хулюганить по глупости любят, но таки ж не со зла, а по глупости малолетней. А як подрастут, так и думать начинают о том, шо робят. Може Солярик постарел? Ничего нам с ним от жизни вже не трэба. Он один, я один. Так и уживаемся. Привязался я к нему, та и он ко мни, видать, тоже.
— Разумные горюче-смазочные материалы? — усмехнулся Савельев. — Это же невозможно!
— Усе относительно, як говорил старина Енштейн. Чому ты решив, шо всяка жизнь возможна только на основе белковых соединений? Колы хочешь знать, возникновение жизни на нашей планете — це ваще парадокс. Теоретически, у такых вот условиях, у которых существуе универсальный растворитель — вода, та ще агрессивная атмосфера, — жизнь зародиться не могёт. Но ведь зародилась!
— Да ты батя, философ! — присвистнул Тарас.
— А то ж, — гордо кивнул Палыч.
— Слушай, а чего тебе тут прозябать? Айда с нами! — предложил Савельев.
— Ни-и, хлопцы, — обитатель станции с мягкой улыбкой покачал головой. — Нечего мне там за горизонтом смотреть, да и Солярика не оставлю. Плывите же с богом.
— Как знаешь, — пожал плечами метеоролог.
— Хлопцы, не серчайте, — спохватился Палыч, — но мени вам окромя тюленины да горилки предложить нема чого.
— Не волнуйся, мы погрузимся и в путь. Время поджимает, — сказал Лобачев. — А тебе продуктов и чая оставим.
— Чаек — це добре! — мечтательно протянул Палыч. — Рокив сто не пивав!
— Дед, а как ты вообще в такой вонище-то живешь? — прокашлялся Савельев.
— Дык кому вонища, а кому и благоухание райских кущей! — усмехнулся Палыч. — Не дуркуйте, хлопцы, я усю жизню на буровых!
— Дядя Миша, а вы чего не ужинаете? — Лера вышла на палубу и, поежившись, потуже запахнула ватник. — Остынет же.
— Не хочется пока. Оставь мне там чего-нибудь, потом пожую.