— Однако, сеньор, она была такой хорошей женщиной, что вскоре раскаялась в содеянном, — дочь Хуаны заплакала, — хотя было уже поздно. Приговоры уже зачитали и, в общем, остальное вам известно. Моя мать не могла спать по ночам, говорила, что слышит крики осужденных, сжигаемых на костре; они указывали на нее пальцами, объятыми языками пламени, и кричали: «По твоей вине, по твоей вине…» Ее замучили угрызения совести… Она просила совета у священника, но тот заверил ее, что все в порядке, что она поступила правильно, а я сказала ей, чтобы ее успокоить, что раз священник так говорит, нет причин ему не доверять, но напрасно… Она не изменила мнения. Стала настаивать на том, чтобы отозвать свои показания. Вот почему она хотела поговорить с вашей милостью… Поэтому-то и просила о встрече. Она хотела сообщить вам о том, что все, о чем она заявила год назад, было неправдой, что она никогда не видела колдунов и тем более Сатану. Она хотела получить отпущение грехов, чтобы отдохнуть, чтобы приговоренные — и ее совесть — позволили ей спать по ночам хотя бы пять часов кряду.

— Почему ты не рассказала мне об этом в прошлый раз, когда я тебя навестил? — поинтересовался Саласар.

— Я боялась. Думали, что она… Ее душевные терзания… Что, возможно, она могла принять неправильное решение… Вы же понимаете, лишить себя жизни. Но я не верю! Моя мать не могла так поступить. Не может этого быть… Это наверняка они… Они…

— Кто они? — спросил Саласар.

— Месть колдунов, как говорит священник Боррего Солано. — Она перекрестилась и начала шарить в кармане передника. — Моя мать кое-что оставила вашей милости. Я уже сообщила об этом священнику Боррего Солано, и он посоветовал мне не передавать этого вам. Я собиралась последовать его совету и порвать это. Не знаю… Но тут я подумала, что, может, тогда душа ее обретет покой в лучшем мире. — Она протянула ему лист бумаги небесно-голубого цвета, на котором сверху можно было прочесть: «Вручить Алонсо Саласару-и-Фриасу».

— Твоя мать умела писать?

— Священник научил нас обеих.

— Но здесь только мое имя. — Саласар осмотрел листок со всех сторон. За исключением его имени, четко написанного вверху, читать было нечего. Лист была чистым. — Точно ли, что было только это?

— Точно.

Женщина направилась к двери, и, когда она была уже на выходе, Саласар ее остановил.

— Простите, я опять вынужден задать вам этот вопрос: ваша мать действительно не хромала при ходьбе?

— Уверяю вас, что нет, и на этот раз мне нечего от вас скрывать. Я вам уже обо всем рассказала.

Когда женщина ушла, Саласар почувствовал непреодолимое желание поделиться с кем-нибудь последними открытиями, и он решил написать своему наставнику, главному инквизитору. До сих пор Бернардо де Сандоваль-и-Рохас выказывал ему полную поддержку и доверие, и ему захотелось поблагодарить его за это. В письме он указывал, что время работает не на пользу его миссии. Вот уже два месяца он находится вдали от Логроньо, а эдикт о прощении удалось применить только в отношении явившихся в селение Сантэстебан кающихся грешников, хотя и он, и его сотрудники работали на пределе своих возможностей. Если они будут продолжать в том же ритме, шести месяцев окажется недостаточно, чтобы объехать всю затронутую зону. В конце письма Саласар объяснял, что его расследования пока не выявили реального присутствия будь то колдунов, будь то демонов, хотя и не свидетельствовали о противном.

«Мне в руки попала ценная подсказка, — писал он архиепископу, — которая, возможно, может помочь нам раскрыть правду. Сегодня меня посетила дочь покойной Хуаны Саури, чтобы сообщить мне о сомнениях своей покойной родительницы. Похоже, женщина мучилась угрызениями совести из-за показаний в суде Логроньо во время прошлогоднего процесса над ведьмами. Ее дочь поставила меня в известность о том, что Хуана де Саури солгала по настоянию священника Боррего Солано и начиная с того момента мучалась угрызениями совести и жаждала получить прощение. Сегодня ее дочь передала мне письмо, оставленное мне покойной, и интуиция подсказывает, что в нем содержится намек на то, что на самом деле творится в этих краях. Но где именно? Я знаю, что тайна кроется именно в этом чистом листе, хотя доводы рассудка пока не позволили мне ее разгадать».

В заключение он заверил главного инквизитора в том, что не остановится, пока не найдет все ответы на вопросы. Затем сложил письмо, вложил его в конверт, запечатал и вручил одному из посыльных.

— Отправляйтесь прямо сейчас, я хочу, чтобы это письмо было доставлено по назначению как можно скорее, — распорядился он.

— Как там поживают инквизиторы Валье и Бесерра? — спросил Патрон Кальдерона.

— Скажем так, они блуждали в потемках. Не имели четкого представления о том, как действовать. По счастью, у них есть я, чтобы помочь им принять верное решение.

Родриго Кальдерон самодовольно рассмеялся, испытывая удовлетворение от своего красноречия. Отщипнул ягоду от кисти винограда, лежавшей на блюде перед ним, и подкинул в воздух, чтобы затем поймать ее открытым ртом, точь-в-точь как это проделала бы ярмарочная обезьяна. Затем откинулся на спинку стула, с беззаботным видом положил ноги на стол и продолжил рассказ под презрительным взглядом своего собеседника.

— Я представил сеньорам инквизиторам Логроньо девицу по имени Моргуй, способную, как говорят, узреть stigma diaboli, и охотника за ведьмами, некоего Педро Руиса-де-Эгино, который жаждет стать уполномоченным инквизиции. Оба преданы делу. Они займутся прочесыванием тех районов, куда Саласар со своими людьми еще не добрался. Вот увидите, Патрон, — Кальдерон произнес последнее слово с некоторым лукавством, — сколько ведьм и колдунов заполнят секретные тюрьмы через пару недель. Народ затрепещет от ужаса.