Он протиснулся между письменным головой и Мироном, весело блеснул в темноте полоской зубов, размашисто перекрестился, и, ухватившись за цепь, скользнул вниз. Следом за ним, крестясь, но беззвучно, отправились все двадцать казаков во главе с есаулом Овражным. Как сказал воевода, то были лучшие лазутчики гарнизона, а сам есаул два года назад с тридцатью казаками захватили большой обоз с оружием и доспехами, который кыргызы отправили, как албан, контайше. Причем положили полсотни охранников, да еще с десяток ясырей в крепость привели. И Тайнаха в первый его побег именно он поймал, отчаянный есаул Андрей Овражный.

Захар напросился идти вместе с хозяином. Мирон не отказал. Лакей сражался с калмаками, как заправский воин. Его глаза горели, когда он показывал барину боевой топор, который добыл в бою, и ссадину от удара мечом. Удар пришелся плашмя, что спасло Захара. Через секунду ойрат, покусившийся на жизнь лакея, упал с раскроенным черепом. Не спас даже шлем: рука у Захарки была тяжелой, а топором он хорошо орудовал с детства, помогая деду-плотнику.

Мирона он встретил у приказной избы. Оказывается, уже второй день Захар повсюду разыскивал своего хозяина. Думал даже, что он погиб. Но затем увидел его спускавшимся с высокого крыльца и бросился навстречу.

– Барин! Живой! – и облобызал на радостях.

– Прекрати! – рассердился Мирон.

Лакей, похоже, не ведал о злоключениях барина, и Мирон решил не вдаваться в подробности. Голова его переключилась на решение других задач…

Низкий и узкий проход в скале они преодолели быстро и наружу выбрались незаметно, оказавшись в овраге, заросшем малиной и шиповником. Чтобы не ломиться сквозь заросли, пошли цепочкой по ручью, пока не миновали заставу ойратов, выставленную на тропе, проложенной бурлаками вдоль реки. Затем минут двадцать хоронились в камнях, пока два лазутчика, посланные Овражным, не вернулись и не сообщили, что путь впереди свободен. Относительно свободен!

Конные разъезды кыргызов рыскали повсюду. Время шло, почти бежало, но лазутчики пока не добыли себе лошадей. А без них до стана Эпчея не добраться.

Правда, они снова удачно прокрались по облазной тропе, шедшей поверх увала, затем спустились в распадок и здесь застряли. Кыргызы выбрали его для выпаса своих лошадей и явно не собирались уходить до утра.

Докучали комары, из распадка тянуло сыростью. Мирон продрог до костей, но не смел шевельнуться, чтобы неловким движением не выдать отряд противнику. Бесшумно, извиваясь, как змея, к нему подполз Овражный и прошептал:

– Пошли казачки! Благослови их Бог! – и перекрестился.

Мирон перекрестился следом, но виду не подал, как удивило это известие. Ведь он даже шороха не расслышал: не треснула ветка, не прошуршал упавший камень.

В тайге стояла недобрая тишина. Тревога, казалось, насквозь пропитала воздух, каждое дерево, каждую травинку. Настороженно взирали могучие сосны и березы на множество вооруженных людей, шнырявших по лесу. Молчали звери, затаившись в норах и логовах, не подавали голос ночные птицы…

Впереди едва заметно дрогнули кусты, треснула веточка под чьим-то сапогом. Мирон напрягся, подтянул к себе пистолет. Но Овражный, успокаивая, поднял ладонь и улыбнулся.

Возвратились казаки в сумраке. Захар тоже был с ними. Похоже, у него вошло в привычку не считаться со своим барином. Но Мирон и здесь не стал бранить лакея. Стыдно было среди этих людей заявлять права на чужую свободу.

Казаки воротились с добычей. В поводу вели десятка два кыргызских лошадей, с притороченными к седлам куяками, халатами, «бумажниками [53] , пиками и саблями, деревянными и кожаными щитами. Конские копыта обмотали тряпками, на головы накинули мешки.

– Чтоб не ржали и не кусались, – пояснил Овражный. – Злобные лошаденки, однако, под стать хозяевам!

Переодевшись, оседлали лошадей и без тропы двинулись дальше. Миновали березняк и углубились в густой сосновый подлесок.

Овражный, придерживая коня, натянул уздцы, дождался, когда подъедет Мирон.

– Впереди заливные луга, – тихо сказал он. – Справа – болото, не объехать. Слева – река. Отвесный берег. Не обойти! Пойдем рысью через поляну. Если кыргызы или калмаки выскочат, внимания не обращаем. Авось по темноте за своих примут.

– Давай! – кивнул Мирон и потянул саблю из ножен.

Лес расступился, и взгляду открылась огромная пустошь, противоположный край которой терялся в туманной дымке. Серая мгла наползала с болота, а небо постепенно затягивало тучами. В воздухе пахло дождем.

– Вперед, братцы! – негромко крикнул Овражный. – Рысью марш!

Но они не преодолели и половины пути до темневшего впереди леса. Внезапно из редкого лесочка, за которым пряталась гнилая мшара, выехали навстречу несколько всадников в остроконечных малахаях с пиками в руках. Сначала они сгрудились в кучу, но, надо думать, поняли, что опасаться нечего, и двинулись наперерез казакам. Один из кыргызов, скорее всего, старший, привстав на стременах, поднял вверх пику с остроконечным флюгером и что-то крикнул.