— Да нет, и без погоды болит.

— Бегай меньше, не молоденький. В лечебницу пойди. Пусть тебе электризацию сделают. Или грязью помажут.

— Грязью я каждый день мажусь,— мрачно ответил Матвей Петрович.

Бабушка и мама вышли из комнаты. Бабушка вернулась со свежей скатертью, накрыла стол. А Вера уже успела надеть новое платье, которое сегодня получила из районной мастерской, с кружевами на рукавах и у шеи, и туфли на высоком каблуке. Она поправила прическу, подкрасила губы и прошлась по комнате, как манекенщица на демонстрации мод.

Усадьбу Кулишей со всех сторон огораживал штакетник. По-новомодному. Невысокий. Такой, чтоб скотина не забралась. Не от людей. И с внутренней стороны вдоль штакетника узкими рядками росла петрушка. Прежде всего она предохраняла Сережины ульи от воришек-муравьишек. Муравьи очень любят мед, но не выносят запаха петрушки.

Не главным потребителем петрушки была Сережина мама. Как только возвращалась она с работы из больницы, так сразу же, за калиткой выдергивала петрушку, кипятила ее и отваром протирала лицо. Где-то она вычитала, что отвар петрушки освежает кожу и предотвращает появление морщин. Может быть, это и в самом деле правда, потому что лицо у Веры было такое, словно нарисовал его художник акварелью на слоновой кости: с гладкой, ровно окрашенной кожей, без единой морщинки, с густыми, соединенными на переносице бровями, о таких в старину говорили — соболиные, и легким, едва заметным пушком над верхней губой.

— Скажите прямо, я вам нравлюсь? — спросила Вера так, словно читала стихи.

— Ого! — вырвалось у Сережи.

— Позвольте с вами познакомиться,— галантно предложил Григорий Иванович.

— Плечо не тянет?.. Левое? — осведомилась Сережина бабушка.

— Немножко тянет,— призналась Вера.— Вы сидите, я сейчас фартук надену и все подам.

Вера быстро накрыла на стол, вопросительно взглянула на Григория Ивановича и принесла синий вместительный графин и синие пузатые чарки.

Дед Матвей выпил, крякнул, отломил не спеша кусочек хлеба, круто посолил и, прожевывая, сказал так, словно продолжал начатый разговор:

— Расчет простой. С тонны — сорок тонн. Это на земле не валяется.

— Так ведь вы говорите — валяется,— улыбнулся Григорий Иванович.

— Ленивый и денег не подберет. А нам бы оно...

Речь шла об аммиачной селитре. Сережа помнил и формулу— NH4NO3.Отличное удобрение. Считается, что тонна селитры дает прибавку урожая картофеля в сорок тонн. Но очень легко отсыревает и тогда слеживается в каменный пласт. На маленькой железнодорожной станции у села Гута железнодорожники раскопали такой пласт селитры, залежавшейся там еще чуть ли не с довоенного времени. Вроде клада. Всеми забытого. Никому не принадлежавшего. И предлагали продать.

— Не знаю,— сказал Григорий Иванович.— Давайте обсудим это на правлении.

— Какое правление,— даже застонал Матвей Петрович.— Железнодорожники это тайно хотят.

— Тайно? — удивился Григорий Иванович.— Из полы в полу? Это все равно что тайно пароход купить.

После ужина Сережа ушел в свою комнату и раскрыл в первом попавшемся месте «Трех мушкетеров». Время тянулось невероятно медленно. Каждые несколько минут он поглядывал на часы. Около одиннадцати к нему в комнату вошла бабушка.

— Сережа, ты зачем электричество жжешь? Почему спать не ложишься?

— Уроки.

— Ты же говорил, сделал? — Она посмотрела на книгу.— Вам уже «Мушкетеров» на дом задают?.. Молока выпьешь?

— Нет. Сядь, баб.

— Некогда мне рассиживаться, — ворчливо ответила Галина Федоровна и тут же села на Сережину кровать.

— Баб,— обернулся к ней Сережа,— ты Слесаренко любишь?

— Какого Слесаренко?

— Кладовщика.

— Что мне его любить? Жених он мне?

— Не любишь. Говорила, он скользкий, как вьюн.

— Когда это я говорила?

— По телефону.

— Ну, может, и говорила. Мало ль чеголюди по телефону говорят. А к чему тебе Слесаренко?

— Да так, — уклонился от ответа Сережа.

Секундная стрелка двигалась по циферблату так медленно, как минутная, а минутная — как часовая. Без двадцати двенадцать Сережа не выдержал, открыл окно — петли у него были заранее смазаны солидолом, открывалось оно совсем бесшумно — и выбрался наружу. Луна мчалась по небу, как искусственный спутник, кругленький, поблескивающий металлом спутник с потерянными в клочьях облаков иглами антенн. Ветер дул порывами, срывая листья с возмущенно лопотавших тополей.

Олег и Ромась уже ждали Сережу у своего дома. Они тоже вышли заранее. И тут же из темноты с разных сторон стали появляться ребята.

— Пошли! — шепотом скомандовал Сережа.

Они остановились сначала у школы. Сережа обогнул здание, за которым находился небольшой дом директора Анны Васильевны. Наташи возле дома не было. Сережа подобрал горсть песка, швырнул в крайнее слева окно. Окно распахнулось. Наташа выбралась на улицу.

— Чуть не проспала,— сказала она.

Возле калитки во двор председателя колхоза, как они договорились об этом с Васей заранее, к четвертой штакетине была привязана нитка. Сережа осторожно потянул за нее.