Окончание съемок фильма всегда было для Мэтта периодом для внутреннего самоанализа. Нет, речь не шла о депрессии - он отлично знал себя и не был человеком, подверженным приступам депрессии. Он всегда держал под контролем свою жизнь и свои эмоции. Но время от времени ему приходилось все больше удивляться, почему это с такой легкостью к нему пришел успех. Он постоянно слышал удары тревожного набата. Все равно придется за все заплатить - он был твердо в этом уверен.

"Наверняка ты все же очень устал", - утешал он себя, загоняя автомобиль в гараж и одновременно пытаясь нащупать в кармане ключи от дома. Машины Карен на месте не было, и она оставила ему на кухонном столе записку.

"Поехала покататься. Буду в пять, поцелую за тебя лошадку.

С любовью Карен."

Он улыбнулся. В прошлом году на ее день рождения он купил ей в подарок лошадь. Ему всегда нравилось, если его подарки приходились ей по душе.

До пяти еще оставался почти целый час. Продолжая внутренний самоанализ, он размышлял о том, о чем обычно не думал. Он вытащил из холодильника бутылку содовой, поздоровался, не выходя из самоуглубленности, с уборщицей, приходившей раз в неделю, и поднялся вверх в спальню.

"Жена моя, - думал он в каком-то изумлении, открывая ящики шкафов, прикасаясь к ее личным вещам - все они казались ему мягкими, прозрачными, приятными. Все они пахли ее телом.
– Какое-то чудо, что она принадлежит мне. После того как фильм будет смонтирован, мы, конечно, будем больше времени проводить в компании друг друга".

Он открыл ее ночную тумбочку. Карен всегда была щепетильной в отношении работы, но ее кладовки и шкафы выглядели так, словно тот циклон, который доставил Доротею к Озу, по пути промчался через ее спальню. В тумбочке лежали роман в мягкой обложке, узелок грязных и смятых косынок, один шлепанец, узкий кожаный пояс, перчатки от "Изотонора", так и не вынутые из коробки, а также футляр для письменных принадлежностей, перехваченный двумя резиновыми ленточками. Не спеша он снял резинки и открыл коробку. В ней было полно писем.

Карен никогда не была настолько сентиментальной", - подумал он. Она ненавидела всякие бумаги и выбрасывала в мусорное ведро все - от старых поздравительных открыток до писем родственников. Нет, здесь было что-то другое, что-то такое, с чем у нее не хватало сил расстаться. Любовные письма.

Если ты читаешь чужие письма, то тем самым становишься правонарушителем. Подчиняющимся эмоциям соглядатаем. Мэтт, хотя и был человеком, умевшим владеть своими чувствами, прочитал эти письма, которые он должен был сам написать своей жене. Но он никогда не чувствовал такой потребности, это не вязалось с его личностью.

Это были прекрасные письма. Он слышал за ними его голос - мягкий, сладостный, искренний. Вероятно, он был хорошим человеком.

"Само собой разумеется, - убеждал он себя.
– В какого же еще человека может влюбиться Карен?"

Он положил письма обратно в коробку. Закрыл, натянув резиновые ленточки. Странно, почему она их не спрятала? Может, она хотела, чтобы он их обнаружил? А может, ей просто никогда в голову не приходило, что он начнет копаться в ее вещах? И он, конечно, этого бы никогда не сделал, если бы не этот червь сомнения, который гложет его в глубине, постоянно увеличиваясь в размерах. Взяв в руки коробку, он пошел к машине. Хотя он был там всего один раз, он помнил дорогу к маленькому театрику. Театральный режиссер был счастлив объяснить знаменитому голливудскому коллеге, где отыскать одного из его актеров. Разъяснения режиссера привели Мэтта в небольшой район, где сдавались меблированные квартиры, в которых преобладали светло-зеленые ковры грубой выделки.

Он сразу нашел нужные апартаменты, но долго колебался, не решаясь постучать, чувствуя, что этот человек, любовник его жены, находится в данную минуту за дверью.

– … не волнуйся, - Мэтт отлично слышал, о чем говорят за дверью.
– Он никогда не понравится твоим родителям. Они явно не изменились за все эти последние годы. Нужно просто быть с ними пожестче. Ты любишь его, он любит тебя, этого вполне достаточно. Мы уже вышли из того возраста, когда нам нужно согласие мамочки и папочки. О'кей, позвони попозже. Если тебе нужно со мной поговорить, то я всегда на месте.

Лениво залаяла собака. Нет, в ее лае не чувствовалось предупреждения, что-то вроде: "Эй, послушай, кто-то к тебе врывается". Скорее это было ненавязчивое предостережение: "Я чувствую кого-то в коридоре, босс. Что ты намерен в этой связи предпринять?"

Мэтт позвонил. Собака тут же принялась отрабатывать свой хлеб, залившись диким лаем, словно сошла с ума.

Джонни подошел к двери в старой водолазке, вывернутой начесом наружу. На лице у него было написано удивление. Было ясно, что он его в данную минуту не узнает.

– Что вам угодно?
– вежливо спросил он. Потом он вспомнил, кто стоит перед ним.

– Нельзя ли войти к вам на минутку?

Джонни не знал, что ответить. Принимая во внимание, что ему в последнее время очень везло, этот небольшой разговор с глазу на глаз завтра непременно появится на страницах "Эсквайера" приблизительно под таким заголовком: "Ревнивый муж стреляет в актера и собаку. Собака остается в живых".

– Да, конечно, входите.

Собака, смесь овчарки с кем-то еще, уже в преклонных годах, с любопытством обнюхивала рукав Мэтта.