– Ты не прав, - надувшись, сказала Лейк.
– Он просто чудо. Он возрождает меня к жизни. Скорее всего, это слухи, которые распускают его завистливые соперники. У любого, кто связан с этим бизнесом, всегда найдется несколько врагов.

Мэтт пожал плечами.

– Ты спросила, я ответил. Будь осторожнее. Карен сживет меня со свету, если что-нибудь с тобой случится.

Рядом с ней появился Дэниэль.

– Здесь есть и другие люди, которые хотят с тобой поговорить.

Не говоря ни слова Мэтту, он схватил ее за руку и потащил за собой.

– Хэлло, Уинстон!
– Дэниэль поприветствовал какого-то человека лет шестидесяти, густые седые волосы которого были зачесаны прямо назад, как это обычно делают дирижеры оркестра. Казалось, ему здесь было смертельно скучно.

– Дэниэль!
– они осторожно пожали друг другу руки. Воцарилась тишина, которая становилась еще больше разительной от журчащей беседы ходивших вокруг них гостей.

– Позволь представить. Это Лейк.

Уинстон не протянул ей руки и даже не удостоил ее взглядом.

– Я знаю, куда ты клонишь, Дэниэль, - холодно сказал он, - и меня это абсолютно не волнует. Я подвергаю своих студентов тщательному отбору, только лучшие выпускники лучших театральных училищ. Я не намерен играть роль театрального наставника перед твоей последней победой.

– Я слишком хорошо воспитана, чтобы дать вам пощечину, - гневно сказала Лейк, - так что уж не взыщите… - с этими словами она выплеснула содержимое своего бокала на его прекрасную седую шевелюру и пошла прочь в своем чудесном платье бронзового цвета. Оно явно шло к таким демонстративным уходам.

– Ну, - широко улыбнулся Дэниэль, - достаточная ли мотивировка в ее пользу, Уин?

Театральный преподаватель уныло вытер шампанское с лица.

– У нее, несомненно, значительно больше темперамента, чем у средней тупицы, которых ты просто обожаешь. Но я ничего не обещаю. Если у нее есть талант, милости просим, но у красоток, к сожалению, это большая редкость.

– Это твои предрассудки, ты - претенциозный сноб. Ну, берешься учить ее?

– Ты заранее знал, что возьмусь, - Уинстон пригладил шевелюру длинными пальцами.
– Дэн, мы знаем тайны друг друга. Как же я могу тебе отказать? Ведь ты мог бы расценить это как вызов.

– И не пожалеешь. Она не похожа на других, совсем не похожа.

– Хорошо, - сказал Уинстон, не отрывая взгляда от Дэниэля.
– Я верю тебе. Никогда прежде я не видел тебя таким… - его острые глаза заметили Лейк, которая ждала у выхода с разъяренным выражением лица.
– Тебе лучше поторопиться, Дэн… Мне кажется, твоя леди…

Но Фокс уже опередил его слова. Он заметил, что Мэтт помогает Лейк надеть пальто перед дверями лифта.

Он спокойно встал между ними.

– Кажется, с тебя достаточно этой вечеринки.

Но Мэтт, проявляя упорство, не сдвинулся с места.

– Все хорошо, Мэтт, прощай, - она кивком головы дала ему знать, что он может идти. Он, ссутулившись, нехотя отошел от них.

– Тебе завтра рано вставать, - беспечно сказал Дэниэль.
– У Уинстона бзик на пунктуальность.

От неожиданности она разинула рот.

– Ты еще имеешь наглость считать, что, после того как он обошелся со мной, я буду с ним заниматься?

– Будешь, раз я тебе говорю, - приятным тоном продолжал Дэниэль, - и должна полагаться на мое суждение.

– Я устала от твоих игр, Дэниэль, - она попыталась захлопнуть дверь лифта у него перед носом, зная, как он рассвирепеет. Но он быстро среагировал.

– Тебе нравятся мои игры, - сказал он, лаская ее голую спину.
– Игры дают удовольствие и возбуждают, не так ли?
– он сверлил ее своим взглядом. Все тело ее похолодело от страха, и почему-то его настойчивость возымела на нее страшное воздействие. Он усадил ее на скамейку из красного дерева и одернул ее бронзовое платье.

Лифт с гидравлическим шипением коснулся пола первого этажа. Лейк, оттолкнув в сторону Дэниэля, прошмыгнула мимо удивленного швейцара и выбежала на улицу. За спиной она слышала, как ее догоняет Дэниэль, то и дело взрываясь угрожающим смехом. Она почувствовала, как похолодели на ветру ее зубы, и поняла, что она тоже смеется.

Это была игра, чудесная игра - фантазии становились реальной жизнью. Она вообразила себя беглянкой, пересекающей границу в поисках политического убежища, пытающейся отделаться от своего страдающего любовника. Она была самкой, которую охотники выгнали из лесной чащи, великой героиней, которую когда-то все любили, а потом облыжно осудили, она отчаянно пыталась найти святилище, в полночь громыхала по запертым дверям, за которыми трусливо прятались те, кто ее предал.