Я горько усмехнулась:

– А вы думали, что она начнет каяться?! Она потеряет работу, ее затаскают по судам, репутация роддома будет запятнана, потому что здесь калечат здоровых детей?! Вы действительно думаете, что кто-нибудь сознается?!

– В любом случае вся ответственность за то, что здесь происходит, лежит на мне. Меня и наказывайте.

– Не надо героизма. Я хочу знать, что произошло с моим ребенком. Проведите расследование. Вы нормально приняли у меня роды. К вам вопросов у меня нет. Ребенок был здоров. Что у вас здесь происходит?!

– У меня есть подозрение, но оно ужасное. Надеюсь, что я ошибаюсь. Завтра мы возьмем у мальчика один анализ.

Главврач сочувственно пожала мне руку и вышла из палаты.

Иван лежал в люльке в первой в своей крошечной жизни боевой повязке. Гипсов таким крохам не делают, косточки срастаются при правильном положении фрагментов плечевой кости.

Чтобы тельце под повязкой не прело, я пальцем тихонечко смазывала ему маслом подмышки и грудку.

Он уже не плакал и с удовольствием сосал мое молоко, которого было очень много, несмотря на переживания.

Анализ на хрупкость костей (ведь именно это подозревала главврач) дал отрицательный результат.

Елена Петровна радостно сообщила мне об этом и даже вытерла шапкой вспотевшее от переживаний лицо.

– Я всю ночь читала медицинские справочники в поиске подобных случаев. И не нашла. Опросила коллег – тоже никто с подобным не сталкивался. Ничего не понимаю.

И врач развела руками.

Я молча выслушала ее, думая:

«Мне главный гинеколог Москвы рекомендует больницу. Роды принимает главврач – специалист с большим авторитетом. Мы заплатили за эти VIP-роды немалые деньги, в конце концов. В результате в послеродовой палате мне сжигают кожу на руке так, что остается шрам, а здоровому ребенку при загадочных обстоятельствах вообще ломают руку. Как же рожают те, что без блата? На авось?»

И вслух:

– Спасибо, что хотя бы жива осталась…

На следующий день рано утром ко мне вошла другая доктор, постарше. Та, которая была при обнаружении травмы.

– Скажите, мама, а вы когда кормили ребенка, не роняли его?

«Сука», – подумала я про себя. Хотя надо было вслух.

– Увы. Этот номер у вас не пройдет. Молоко пришло только на третий день, а травма случилась с первого дня на второй. И в ту ночь ребенок находился в детской под присмотром няни.

– Няня сказала, что ребенок у нее не падал и в детскую никто из посторонних за время ее ночного дежурства не заходил.

Я удивленно вскинула брови:

– Да неужели?! Она лично мне говорила, что в момент ее отсутствия мамы сами разбирают своих детей на кормление. Это значит, что ЛЮБОЙ человек с дурными намерениями может иметь доступ в святая святых – к новорожденным детям. И никто ему не воспрепятствует, достаточно надеть медицинский халат.

– Да, в определенные часы перед сдачей ночного дежурства няня действительно уходит на другой этаж. Тогда ее заменяет помощница! – защищала персонал врач, злобно чеканя слова.

– Вранье! Она была одна. И ребенок начал плакать именно ночью, после смены подгузника. Пригласите ее – пусть она при мне все расскажет.

Врач облизала тонкие губы и, глядя в сторону, буркнула:

– Ее перевели на другой этаж…

– Калечить других детей? – предположила я. – Почему вы ее не уволили? Вина не доказана? Она и не будет доказана – ведь каждый трясется за свое место. Только ЧУДЕС не бывает! Не может быть так, чтобы я вечером отдала здорового крепко спящего малыша, а утром получила рыдающего и с переломанной рукой!

На другое утро двери моей палаты шумно распахнулись, и в палату вошли… Марк Анатольевич Курцер и главврач Елена Петровна.

Я еще не успела привести себя в порядок и растерянно села на кровати, вся растрепанная и опухшая от слез.

– Рассказывайте, что у вас тут стряслось, – спросил Марк Анатольевич, с интересом разглядывая меня.

Он выглядел великолепно. Отдохнувший после отпуска, холеный мужчина по-прежнему источал тонкий аромат дорогого парфюма.

Я же была уже без живота, но опять не в форме. Нет, точно не судьба. Да что же это такое?..

Выслушав мои жалобы, он пообещал разобраться.

Мы с Ванечкой пролежали в роддоме три недели, периодически наведываясь на консультации к главному детскому хирургу Москвы В.П. Немсадзе.

Это не врач, а – бог. Настоящий доктор Айболит. Добрый, внимательный, порядочный. Узнав его, мы поняли, что значит действительно любить свою профессию и детей. Студенты его обожают. А его нельзя не любить. Посмотреть хотя бы, как он осматривал Ивана, как ласково двигались его волшебные руки, когда он разворачивал пеленки, как брал ребенка на руки и разговаривал с ним.