— Что рассказывать? Работаю, — ответил Михаил. — Тусить особо некогда. Химмаш — отстой полнейший. А квартира… Ну квартира… Что квартира? Хуже и дороже нашей старой. Жить в ней совершенно не хочется, а выбора нет. Вот такие примерно делишки!

— А как бы мне хотелось, чтобы ты по-прежнему жил тут! — размечталась Созонова.

— Но я живу в другом месте, — отрезал парень.

Возразить на это было нечего.

— А помнишь, сидели когда-то за этим столом? Историю изучали!

— Ну, было дело.

— И ты меня все время дразнил. И выпендривался!

— Угу.

— Смотри, теперь ты опять на том же месте, где обычно садился! Это специально или по привычке?

— Не знаю…

— Ну скажи!

— Ох, Верка, опять ты пристаешь! Все уши прожужжала. Дай мне хоть чаю попить спокойно!

Вера послушалась. Села смирно, уткнулась в свою чашку. Она все еще смущалась от того, что Идеал, Принц, Главный-В-Мире-Мальчик находится с ней в одной комнате. От того, что воздух квартиры безнаказанно вбирает в себя волшебный запах его кожи, от того, что самые красивые руки, прикасаются к созоновской посуде, которую приятно будет мыть потом, от того, что стол и стул еще так долго станут хранить тепло его тела, от возможности хоть сейчас прикоснуться к пушистым Мишиным волосам…

— Ну не надо! Отстань! Ты вся мокрая… Сама наложила еды, а поесть на даешь! Ребенок я, что ли, по головке меня гладить?!

Вера не настаивала. Снова засуетилась, открыла форточку, включила свет, кое-что убрала со стола, кое-что добавила, включила музыку.

— Нравится мелодия? — спросила, чтобы подвести беседу к танцу живота.

— Так, не особо. У нас разный вкус, похоже, — сказал Миша.

Мысль о разном музыкальном вкусе показалась Вере страшной, и она принялась уверять Михаила, что нет, что у них много общего, что слушать вместе плеер было и остается их любимым занятием. Парень не спорил. Впрочем, и не соглашался. Он вообще как будто бы мыслями был не здесь.

Вера не выдержала, подошла, обняла сзади.

— Миша… Мишечка, зайчик… Я очень соскучилась! Вот сейчас смотрю на тебя и не могу насмотреться! И каждый день думаю, думаю, думаю о тебе… Если б только можно было видеть тебя чаще! Раньше было так здорово! Помнишь, ты приглашал меня поехать на озеро? А через десять дней будет три месяца с первого поцелуя! А? Что ж ты не отвечаешь?

— Что я могу ответить…

— Ты все еще любишь эту свою Светланочку?

— Светланочка не моя. Я для нее давно уже не существую. И вообще, нечего вспоминать об этом, старое все, пустое!

— Но для меня-то, для меня-то существуешь!

— Да. Спасибо.

— А я для тебя?

— Я же здесь.

— Ты всегда отвечаешь так односложно!

— Мне это свойственно.

Вера вздохнула.

— Ты любишь меня? — спросила она напрямик.

Миша напрягся. Какое-то время его колоритная мимика отражала напряженный умственный процесс.

— Ты очень хорошая девушка, — услышала Вера спустя полминуты. — Добрая… и вообще. Думаю, что все у тебя будет.

— Что — все? В каком смысле?

Сказанные слова катастрофически были похожи на прощание. Вернее сказать — на отшив. На уход.

— В каком смысле?! Что — все?!

Звонок телефона у Михаила прервал выяснение отношений.

— Да! — сказал парень, приложив трубку к уху.

В течение следующих нескольких секунд его глаза постепенно округлялись, а нижняя челюсть отвисала. Потом Миша вскочил.

— Как?! Ты здесь?! Ты что, приехала?!

Вера замерла. Она смотрела на то, как ее (впрочем, ее ли?) кавалер неожиданно ожил, забыл о трудной смене, об усталости и забегал кругами по комнате, выкрикивая:

— Конечно!.. Да!.. Ну естественно!.. Ну разумеется!..

Что говорили на том конце? Этого было не разобрать. На расстоянии слышались только отдельные звуки. Отдельные ноты высокого девичьего голоса.

— Могу, конечно, могу! — кричал между тем Михаил. — Где, во сколько? Подъеду немедленно! А я тогда, в Хабаровске… Неважно. Что? Конечно же!

«В Хабаровске!» — прошептала Вера. Последнее время название этого далекого, ни разу не виденного города сделалось для нее символом обмана, разочарования, бесчестности, неразделенной любви — всего самого худшего.

Миша между тем уже возился в прихожей: торопливо зашнуровывал ботинки. Подбежавшую и в ужасе уставившуюся на него Веру он спросил:

— У тебя есть крем для обуви? И щетка для одежды? И расческа?

Квартира по-прежнему блистала чистотой, новое платье валялось на стуле, пирог стоял на столе почти целый, грозди лучшего винограда нетронутыми возлежали на своем блюде, диск с арабской музыкой грустил в проигрывателе, а надушенный танцевальный костюм так и не дождался своего часа в секретном пакетике в ванной.