Шрифт:
– Гадость!
– завизжал он.
– Грязь! Я возвращаюсь из храма Господня...
– Трясущиеся губы помешали ему договорить.
– Ничего не случилось, - сказала за моей спиной женщина.
У Беннинга были глаза раненого быка. Его рука на дверной ручке и плечо, прислоненное к косяку, не позволяли ему рухнуть. Его тело вибрировало, как камертон.
– Вы врете мне. Оба. Вы обнимали ее. Совокуплялись...
– Слова застряли у него в горле, чуть не вызвав удушья.
– Как две собаки в моей кухне.
– Хватит.
– Бесс вышла из-за моей спины.
– Я услышала от тебя достаточно после того, как сказала, что ничего не случилось. А что бы ты делал, если бы случилось?
Он ответил невпопад:
– Я протянул тебе руку помощи. Я вытащил тебя из сточной канавы. Ты всем обязана мне.
– Шок взорвал в его голове хлопушку, наполненную банальностями.
– Добрый мой самаритянин! Что бы ты делал если бы случилось?
Он выдохнул:
– Мужчине всегда есть что взять у женщины. У меня в столе револьвер...
– Ты бы меня пристрелил, как эту самую собаку, да?
– Она расставила ноги и уперлась руками в бедра, как торговка рыбой. Казалось, ее тело упивается своей силой, черпает сверхчеловеческую энергию в его слабости.
– Я убью себя, - заверещал он.
Несколько слезинок сбежали по его щекам в скорбные складки у крыльев носа. Это был человек с манией самоубийства, не имевший мужества его совершить.
Я вдруг понял, почему Беннинг столь убедительно описывал страхи Люси. Это были его собственные страхи.
Бесс сказала:
– Давай-давай. Не буду тебя останавливать. Может, это не такая плохая идея.
– Она наступала на него, подбоченившись, избивая его словами.
Весь съежившись, он протянув к ней руку, моля о пощаде. Его шляпа зацепилась за вешалку для полотенец и полетела на пол. Он казался сокрушенным.
– Не надо, Бесс, дорогая моя - заговорил он так быстро, что я с трудом различал слова.
– Я погорячился. Я люблю тебя. Ты единственное, что у меня есть.
– С каких это пор я у тебя есть?
Он повернулся к стене и уткнулся лицом в грубую штукатурку. Его плечи вздрагивали. Библия упала на пол.
Я взял Бесс сзади за локти.
– Оставь его.
– Почему это?
– Не могу видеть, как женщина ломает мужчину.
– Можешь уйти.
– Нет, это ты уйдешь.
– С кем ты, по-твоему, разговариваешь?
– Она еще кипела, но огонь уже потух.
– С любовницей Синглтона, - шепнул я ей на ухо.
– А теперь уходи. Я хочу задать твоему мужу парочку вопросов.
Я вытолкнул ее из кухни и захлопнул дверь. Она не попыталась вернуться, но я чувствовал ее близкое присутствие.
– Доктор.
Беннинг начал успокаиваться. Вскоре он повернулся ко мне лицом. Несмотря на лысину, немолодой возраст, потрепанный вид, он казался безнадежно влюбленным юнцом, зачем-то замаскированным под старика.
– Она единственное, что у меня есть, - простонал он.
– Не забирайте ее у меня.
– Он спускался все глубже и глубже в ад самоунижения.
Я потерял терпение:
– Вы бы мне ее насильно не всучили. Теперь сосредоточьтесь на минутку и ответьте: где вчера была ваша жена между пятью и шестью вечера?
– Здесь, со мной.
– Его речь то и дело прерывалась горестными всхлипами.
– А где она была сегодня между двенадцатью ночи и восьмью утра?
– В постели, конечно.
– Вы готовы поклясться на Библии?
– Готов.
– Он подобрал Библию и положил на нее правую руку.
– Клянусь, что моя жена Элизабет Беннинг была со мной здесь, в этом доме вчера между пятью и шестью вечера и всю прошлую ночь с двенадцати до утра. Вы удовлетворены?
– Да. Спасибо.
– Я не был удовлетворен, но за неимением улик на большее мне рассчитывать не приходилось.
– Это все?
– Вид у него был как будто разочарованный. Мне показалось, что он боится оставаться в доме один на один с женой.
– Не совсем. До вчерашнего дня у вас была работница. Кажется, Флори?
– Да, Флорида Гутьеррес. Моя жена уволила ее за некомпетентность.
– Вы знаете ее адрес?
– Конечно. Она служила у меня почти год. Улица Идальго, 437, квартира «F».
Миссис Беннинг подслушивала за дверью. Она распласталась по стенке, чтобы меня пропустить. Мы оба не проронили ни слова.