Брейк отмахнулся от моих слов, как от назойливых москитов.

–  Ничего мне сейчас больше не говорите. У меня и так голова пухнет.

–  У вас и у Алекса Норриса.

–  Не давите на меня. Я веду дело так, как должен его вести. Если вы притащите ко мне миссис Беннинг, чтобы она сделала заявление, отлично, я ее выслушаю. Но я не могу гнаться за ней и сам тащить ее сюда. И доктора я не могу привлечь только на том основании, что его жена отправилась путешествовать. Ей никто этого не запрещал.

По его низкому покатому лбу бежал пот, оседая в бровях, как роса в густой траве. Глаза смотрели сумрачно.

–  Это ваш город, лейтенант.

Я высадил его за зданием муниципалитета. Он не поинтересовался, что я собираюсь делать.

День клонился к вечеру, когда я выехал на океанский бульвар Арройо-Бич. Песок за шеренгой пальм был усеян телами, как поле битвы в пустыне. Море и небо сходились в голубой дымке, из которой выступала гряда индиговых островов. Над ними пылало солнце, изливая свою ярость на небесные склоны.

Я свернул на юг, втиснувшись в строй машин, двигавшихся бампер к бамперу, крыло к крылу, как отступающая армия. Ревматические деревья отбрасывали длинные барочные тени на кладбищенский холм. Тень от дома Дюрано тянулась к железной ограде, накрывая собой полпустыря. Я вырулил на обочину и остановился перед воротами.

На них по-прежнему висела цепь с замком. На столбе, под маленькой табличкой со стертой надписью: «Звоните, пожалуйста, садовнику», была кнопка.

Я три раза нажал на нее, не слыша звонка, и вернулся к машине. Через некоторое время на подъездной аллее, между стройными кокосовыми пальмами появилась кочерыжкообразная фигурка. Это была Уна. В ее походке чувствовалось раздражение.

Золотистая парчовая накидка блестела за узором ворот, как кольчуга.

–  Эй вы, что вам нужно?

Я вылез из машины и приблизился к ней. Уна посмотрела на меня, потом на дом, потом опять на меня и опять на дом, как будто невидимые ниточки дергали ее в разные стороны. Вдруг она развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась прочь.

–  Я хочу поговорить о Лео!
–  крикнул я, перекрывая шум транспорта.

Имя брата вновь притянуло ее к воротам.

–  Я вас не понимаю.

–  Лео Дюрано ваш брат?

–  Ну и что из этого? Мне кажется, я вчера отказалась от ваших услуг. Сколько раз я должна это повторить, чтобы вы перестали мне их навязывать?

–  И Макс Хейс погорел на том, что продолжал их вам навязывать?

–  При чем тут Макс Хейс?

–  Сегодня утром он был убит. У вас на службе долго не задерживаются, и все ваши бывшие работники кончают одинаково.

Выражение Униного лица не изменилось, но ее правая, сверкающая бриллиантами рука вцепилась в чугунный завиток ворот.

–  У Хейса было много пьяных идей. Если кто-то его убрал, меня это не касается. И моего брата тоже.

–  Странно, - сказал я.
–  Увидев Хейса в морге, я сразу подумал о вас и Лео. У Лео большой опыт по этой части.

Унина рука отпустила завиток и скакнула к горлу, как бриллиантовый краб.

–  Вы виделись с Бесс Вьоновски.

–  Да, мы с ней немножко поболтали.

–  Где она?
–  Уна сипела, как будто ее мучила ангина.

–  Опять смылась. Пожалуй, вам лучше открыть ворота. Мы не можем здесь разговаривать.

–  Пожалуй.

Она стала шарить в просторном квадратном кармане золотой накидки. Я положил палец на предохранитель револьвера. К моему облегчению, она извлекла ключ, которым и отперла замок. Я снял цепь и распахнул ворота.

Уна схватила меня за руку.

–  Что случилось с Максом Хейсом? Его зарезали, как Люси?

–  Его сожгли, как Жанну д'Арк.

–  Когда?

–  Сегодня рано утром. Мы нашли его в горах, в разбитой машине. Машина принадлежала Чарльзу Синглтону, и Хейс был одет в его одежду.

–  Чью одежду?

Ее пальцы впились в мое тело. Ощущение было странное и неприятное, как будто меня уцепила ветка маленького колючего дерева. Я высвободился.

–  Вы знаете его, Уна, золотого мальчика, с которым крутила Бесс. Кто-то сжег Хейса и одел его в одежду Синглтона, чтобы создать видимость, будто Синглтон умер сегодня утром. Но нам-то известно, что это не так, ведь правда?

–  Если вы думаете, что такое мог сделать Лео, вы сумасшедший.

–  Удивляюсь, что в вашем семействе еще в ходу это слово.

Ее взгляд, не отрывавшийся от моего лица, скользнул в сторону. Она сказала, опустив голову:

–  Сегодня утром Лео был дома в кровати. Это может подтвердить сиделка. Лео тяжело болен.

–  Паранойя?
–  по слогам произнес я.

Ее невозмутимость лопнула, как воздушный шарик.

–  Чертовы брехуны из клиники! Они уверяли, что хранят профессиональные тайны. Я им покажу профессиональные тайны, когда они пришлют мне очередной счет.