–  Как у вас с памятью? Повторите мои инструкции.

Она повторила, ни разу не сбившись. Потом, с видом ребенка, вдруг вспомнившего о хороших манерах, сказала:

–  Пройдемте в библиотеку, мистер Арчер. Позвольте, я заварю вам чай, пока есть время. Или предпочтете спиртное?

Я сказал, что с удовольствием выпью чаю. Не успел я распробовать его вкус, задребезжал телефон. Это звонила из Лос-Анджелеса Бесс.

В половине десятого мы были в моей конторе в Западном Голливуде. Я набрал номер ответчика, и мне сообщили, что мистер Элайас Макбратни из Беверли-Хиллз дважды звонил в субботу и перезвонит в понедельник. Джеймс Спиноза-младший из утильсырья «Спиноза Бич» просил меня срочно с ним связаться по поводу каких-то недостач. Дама, отказавшаяся назвать свое имя, спрашивала меня четыре раза с восьми десяти до девяти двадцати вечера. Я поблагодарил телефонистку, сказав, что до следующего уведомления буду сам отвечать на звонки.

Я выключил настольную лампу. Кабинет слабо освещался прямоугольным белым лучом, проникавшим из приемной через тонированное стекло в двери. На фоне окна, подсвеченного снизу переливающимися огнями бульвара, вырисовывался силуэт девушки.

–  Посмотрите, как сверкают холмы, - сказала она.
–  Я никогда не видела этот город ночью. Это так ново и возвышенно.

–  Во всяком случае, ново.

Я стоял рядом с Сильвией, наблюдая за проносящимися внизу машинами. Я остро чувствовал ее близость в полумраке и так же остро ощущал бег времени. Фары вспыхивали и исчезали, как яркая вереница мгновений, бегущих из темноты в темноту.

–  Когда-нибудь нам придется поднять его домкратом и подвести под него основу.

–  А мне он нравится такой. Новая Англия - сплошные основы, и ничего больше. Кому нужны эти основы?

–  Например, вам.

Она повернулась, и ее плечо легко прошелестело по моему рукаву, как будто меня погладила сама темнота.

–  Да, мне нужны. Вы ведь человек с основами?

–  Не совсем так. У меня устройство компаса, и я боюсь, как бы стрелка не перестала вращаться.

–  Это даже лучше, чем основы. И я не верю, что вы чего-нибудь боитесь.

–  Не боюсь, ха-ха.
–  Мой сардонический смешок перешел в искренний хохот. Сильвия меня не поддержала.

На столе затрезвонил телефон. Я схватил трубку.

–  Алло.

Молчание. Только слабое потрескивание провода, протянутого через пространство. Щелчок на другом конце. Короткие гудки.

Я положил трубку на рычаг.

–  Никого.

–  Наверно, это была та женщина. Бесс.

На белом лице Сильвии, освещенном снизу огнями улицы, остались одни глаза.

–  Сомневаюсь. Она не могла догадаться, что это мой адрес.

–  Она приедет, как вы думаете?

–  Да. Ей нужны деньги, чтобы смыться.
–  Я похлопал по своему оттопыренному нагрудному карману.

–  Смыться, - повторила Сильвия, как турист, запоминающий новое иностранное слово.
–  Какой жуткой жизнью она вероятно жила и сейчас живет. Только бы она приехала!

–  Это так важно?

–  Я должна узнать про Чарльза, что бы там ни было.
–  Она добавила еле слышно: - И я хочу увидеть ее.

–  Это вы сможете.
–  Я показал ей тонированное стекло в двери, прозрачное только со стороны кабинета, и наушники, связанные с микрофонами в приемной.
–  Вы останетесь здесь и будете конспектировать. Я ее сюда не допущу. Надеюсь, осложнений не будет.

–  Мне не страшно. Я так долго жила под страхом, и вдруг он куда-то делся.

Без восьми десять синий «шевроле-седан» медленно проехал по противоположной стороне улицы в направлении Лос-Анджелеса. Лицо женщины за рулем на мгновение озарилось фотовспышкой встречных фар.

–  Это Бесс. Оставайтесь здесь и не подавайте признаков жизни. Держитесь подальше от окна.

–  Хорошо.

Закрыв за собой дверь, я сбежал вниз по лестнице. Без двух минут десять «шевроле-седан» подкатил с другой стороны и остановился у парапета прямо напротив парадного, у которого я ждал.

Тремя прыжками я пересек тротуар, дернул на себя дверцу машины и наставил на женщину револьвер. Она завела мотор. Я выдернул ключ из зажигания. Она попыталась вцепиться мне в лицо. Я захватил и стиснул ее пальцы.

–  Тихо, Бесс. Ты попалась.

–  Да мне не впервой.
–  Она звучно вздохнула.
–  Только меня это не слишком колыхало, пока я не напоролась на тебя. Ну, парниша, что теперь?

–  То же, что и раньше, только на этот раз ты мне выложишь все.

–  Кто это сказал?

–  Пять тысяч наличными.

–  Ты что, передашь мне деньги?

–  Когда заслужишь.

–  И отпустишь?

–  Если ты в этом деле чиста. К полиции нравов я отношения не имею.

Она наклонилась вперед, вглядываясь в мои глаза, как будто в их глубине скрывалось ее будущее. Я отстранился.

–  Покажи деньги.

–  Наверху в конторе.

–  Тогда чего мы ждем?

Она вылезла из машины, ошеломляюще статная в желтом платье-джерси с рядом золотых пуговиц сверху донизу. Обыскав ее на лестнице, я не нашел оружия, а только слегка обжег пальцы. Но в освещенной комнате я увидел, что она теряет свою красоту. Прошлое проступало на ее лице, как невидимые чернила. Пудра и помада, ядовито-яркие под лампой дневного света, начали сохнуть и осыпаться. В порах носа собралась грязь. Разрушение шло в ней быстро, как будто утром она подхватила от мужа эту фатальную болезнь.