— Я все еще очень молодая, — зашептала она, сжимам его в объятиях, — а если считать по дням, то таких дней, как этот, у нас было не так уж много, но...

— Я все еще слишком стар для тебя. Но для меня возможность смотреть на тебя и видеть, как ты смотришь на меня...

— Скажи, что ты всегда будешь любить меня.

— Я всегда буду любить тебя.

— Что бы ни случилось.

— Елена, Елена... Я любил тебя, когда ты была сметной, вампиром, чистым духом, духовным младенцем — и теперь, когда ты опять стала человеком.

— Пообещай, что мы будем вместе.

—Мы будем вместе.

— Нет. Стефан, это я, — она показала на свою голову, чтобы подчеркнуть, что за синими глазами с золотыми искорками скрывается живой ум, и этот ум сейчас перенапряжен. — Я знаю тебя. Я не могу читать твои мысли, но я могу читать то, что написано у тебя на лице. Все старые страхи — скажи, они ведь вернулись?

Он отвернулся.

— Я никогда тебя не оставлю.

— Даже на день? Даже на час?

Он помедлил, а потом поднял глаза и посмотрел на нее. Да, если ты действительно этого хочешь. Я не оставлю тебя даже на час. Он передал ей это мысленно; она знала это, потому что смогла его услышать.

— Я освобождаю тебя от всех твоих обещаний.

— Елена, я давал их всерьез.

— Знаю. Просто я не хочу, чтобы ты терзался чувством вины, когда уйдешь.

Без всякой телепатии она могла сказать, о чем он сейчас думал, могла определить это до нюансов, до мельчайших деталей: «Развесели ее. Все-таки она только что очнулась. Может быть, она немного растеряна». А ей вовсе не хотелось становиться менее растерянной, не хотелось, чтобы менее растерянным стал он. Наверное, поэтому она начала нежно покусывать его подбородок. И целовать его. Нет сомнений, подумала Елена, кто-то один из нас двоих явно растерялся...

Время растянулось, а потом неожиданно замерло. Елена знала, что Стефан знает, чего она хочет, — а он хотел всего, что хотела от него она.

Бонни с беспокойством посмотрела на номер, вы светившийся на ее телефоне. Звонил Стефан. Потом она торопливо пробежала рукой по волосам, взбив локоны, и приняла видеовызов.

Но вместо Стефана там оказалась Елена. Бонни начала было хихикать и говорить ей, чтобы она прекратила играть с игрушками Стефана — они ведь для взрослых, — но вдруг осеклась.

— Елена?

— Мне всякий раз придется выслушивать это от каждого? Или только от моей сестры-ведьмы?

— Елена?

— Проснулась и теперь как новенькая, — сказал появившийся на экране Стефан. — Мы позвонили сразу, как проснулись...

— Еле... Но ведь сейчас уже двенадцать дня, — вырвалось у Бонни.

— Были у нас кое-какие дела, — мягко перебила ее Елена, и — о, как же приятно было слышать, что она разговаривает именно так! Деланная невинность и абсолютное самодовольство, так что хотелось трясти ее и выспрашивать все, до каждой пикантной подробности.

— Елена, — выдохнув, Бонни оперлась на ближайшую стену, и груда носков, рубашек, пижам и нижнего белья, которую она держала в руках, посыпалась на пол, а из ее глаз полились слезы. — Елена, говорят, что ты должна уехать из Феллс-Черч, — это правда?

— Чего? — вспыхнула Елена.

— Что вы со Стефаном должны уехать, потому что так будет лучше для тебя.

— Да ни за что на свете!

— Любимая моя малыш... — начал, было, Стефан, но вдруг замолчал, немо открывая и закрывая рот.

Бонни воззрилась на него с недоумением. То, что произошло, произошло внизу, вне поля зрения, но она была готова поклясться, что любимая малышка Стефана только что врезала ему локтем в живот.

— Эпицентр, два часа? — спросила Елена.

Бонни очнулась. Елена никогда не давала времени на размышления.

— Приду, приду! — завопила она.

— Елена, — выдохнута Мередит. — Елена! — Второй раз это было похоже на полузадушенный всхлип.

— Мередит. Пожалуйста, не заставляй меня плакать, эта блузка из чистого шелка.

— Она из чистого щелка, потому что это моя блузка-сари, и она из чистого шелка.

Неожиданно Елена приняла невинно-ангельское выражение лица.

— Кстати, Мередит, я в последнее время здорово выросла, и...

— Если ты хочешь сказать: «поэтому мне она теперь подходит больше», — голос Мередит стал угрожающим, — то должна тебя предупредить, Елена Гилберт...

Ее голос сорвался, и обе девушки расхохотались, а потом заплакали.

— Оставь ее себе. О, господи, оставь себе.