Виктория была права, и это его раздражало.

– Но мы все равно поговорим об этом позже.

– Надеюсь. Я, правда, на это надеюсь.

Она подождала, пока не убедилась, что Катеб ушел, и отправилась к Юсре.

– Ты так и будешь в этой одежде? – спросила пожилая женщина, встретив Викторию у двери в кухню.

– Да, а что?

– Я нашла более традиционный наряд.

– Если уж мне и суждено сегодня умереть, то, по крайней мере, я сделаю это с комфортом. И ты должна признать, у меня эффектные сапожки.

Юсра ее обняла.

– Я молилась о твоей безопасности.

Виктория обняла ее в ответ.

– Отлично. Я и сама немного побеседовала с Господом. Очень надеюсь, что все хорошо закончится.

– Ты еще можешь изменить свое решение. Старейшины это поймут.

– Не могу, – ответила Виктория, несмотря на подступившую тошноту. – У меня очень нехорошее предчувствие. Мне нужно убедиться, что с Катебом все будет в порядке. Я даже не могу это объяснить.

– Ты его любишь. Тут и объяснять нечего.

Они пошли туда, где будет сражение.

– Если все обернется плохо, и я не вернусь, – сказала Виктория, – сделай так, чтобы следующие пятьдесят лет он чувствовал себя виноватым.

Юсра хохотала до икоты.

– Обязательно. Даю слово.

– Договорились. Я, конечно, хочу, чтобы он остался жив, но почему бы ему при этом не пострадать?

Они пошли по главной дороге, ведущей в сторону арены. Был жаркий, солнечный день, и все жители деревни вышли смотреть сражение. В воздухе парила праздничная атмосфера. На обочине дороги стояли ларьки, в которых продавалось все: от замороженных сладостей до питьевой воды.

Дойдя до главного входа, Юсра и Виктория повернули налево и прошли к находящимся под трибунами дверям. Охранники немедленно их пропустили и провели в зал для старейшин, где их встретил Заид.

– Ты так и будешь одета? – спросил он Викторию.

– Отстаньте от меня! Да, я буду в джинсах.

– Но ты же женщина!

Она посмотрела на добродушного старика и поняла, что положить его на лопатки на глазах у друзей жестоко.

Заид, казалось, почувствовал ее раздражение.

– Это неважно, – произнес он. – Ты собралась пожертвовать собой?

– Да, ради принца Катеба. – Это официальная часть мероприятия. Юсра научила ее, что нужно говорить. – Я не хочу, чтобы Катеб об этом знал, – добавила Виктория. – Только если понадобиться моя помощь. А если все пройдет удачно, и принц победит Фуада, тогда ему никто ничего не скажет. Договорились?

Заид кивнул.

– Будет так, как ты попросила. Мы уважаем пожелания жертвы.

– Ну, тогда я хочу пончиков.

– Что?

– Проехали! – Она же все равно не сможет проглотить ни кусочка. В животе были нервные спазмы. Виктория сходила с ума от ужаса и не только потому, что за себя переживала. А если что-нибудь случится с Катебом?

Принц ждал у поля битвы. Тяжелый палаш удобно лежал в руке, и Катеб чувствовал свою силу. Орудие не привлекало глаз. На рукоятке не было драгоценных камней, а на самом лезвии имелись следы прошлых сражений. Но Катеб тренировался с этим палашом еще с детства, учась военному искусству, как предписывала традиция. Палаш стал его старым другом. Они доверяли друг другу.

Солнце ярко освещало заполненную людьми арену, но Катеб не обращал ни на что внимания. Он видел только себя, Фуада и возможную смерть.

Катеб не хотел убивать юношу. Фуад и так переживал из-за смерти отца, хотя тот был преступником. А закончить жизнь молодого парня из-за какой-то мести, казалось Катебу не постижимым.

«Иногда попадаются идиотские традиции», – думал он, улыбаясь, представляя голос Виктории. Она права. Он изменит закон, но для Фуада это будет уже слишком поздно.

Сегодня вечером начнется празднование. Катеб станет вождем, о его победе будут ходить рассказы. И сколько человек обратят внимание на то, что все это неправильно? Кто будет оплакивать Фуада?

Виктория поймет. Она догадается, что какое-то время он не сможет спокойно спать, так как сделал то, чего требовали традиции. Она бы разогнала призраков прошлого.

Только она уедет сразу после сражения. Даже если он запретит ей уезжать, от этого ничего не изменится. Виктория не станет его слушаться. Он, конечно, мог бы удержать ее здесь силой, но посадить ее в клетку, значит лишить свободы дикое и красивое создание. Со временем она завянет, а он этого не вынесет.

– Невыносимая женщина! – прорычал Катеб.