Саканян Артур Саркисович
Шрифт:
— Что поделать, — доктор развёл руками. — Когда вы шли на дело, наверно, думали только о собственном благополучии, или по какой другой причине, но ведь все ваши поступки записываются в Книге Жизни.
— Доктор! Я же эту Книгу своей Жизни видел! — раздался чей-то вопль. — Братцы! Я же её видел, как в кино! Помните, когда я очутился тут, то хотел повеситься. Вот тогда и увидел её, будто фильм. Будто плёнку моей жизни назад мотали. Я же всё заново пережил и всё по новому переосмыслил… а вы…
Наступила полная тишина, и тот же голос огорчённо продолжил:
— Я же вам рассказывал, а вы мне не поверили. Я же видел, рассказывал… Я же все мои позорные моменты жизни по второму кругу пережил…
— Доктор, он и вправду видел свою Книгу Жизни? — раздался сердитый голос из зала.
— Да. Это была его Книга Жизни. А теперь и сами можете догадаться, что у каждого из вас есть своя Книга Жизни, где всё записано. Значит и ваши поступки не могут не отразиться и не повлиять на запись в Книгах Жизни тех, кто связан с вами. А кто ближе всего стоит к человеку? Конечно же, плоть от плоти, и в первую очередь дети, как самые невинные создания… Разве вы сами никогда не чувствовали, что рядом с детьми очищаетесь? Согласны, что они самые невинные создания, и что это они очищают вашу жизнь от грязи? — но зэки угрюмо молчали.
— А раз очищают, значит, они берут кару за вашу греховность на себя. Согласны? — но зэки продолжали молчать.
— Ладно. Тогда скажите: кто спешит на помощь, когда все отвернулись? Только родная плоть. А кто чище и роднее детей?.. Теперь согласны, что последствия от ваших поступков, в первую очередь, отразятся на их жизни? Карой это называйте или кармой — неважно. Во всех случаях страдают дети. Чья-то дочка, чей-то сын уже пострадали, — но зэки всё также угрюмо молчали.
— Молчите?! — гневно продолжил доктор. — А кто вас хоронить будет, когда помрёте? Ваши гоп-друзья или же сын, который, может быть, даже люто ненавидит вас? Кто?!
Зэки молчали, и только всхлипы внезапно прорвались в тишину.
— Причём тут дети?! — злобно выкрикнул пахан. — Причем тут они?! Нам суд определил наказание, и мы его несём! — но доктор резко перебил его:
— Разве непонятно, что эта кара следует не за мирское преступление, а за преступление перед Создателем жизни. В миру за это никто не судится, а последствия от ваших поступков, может быть, нескольким поколениям придётся смывать.
Несколько мгновений стояла полная тишина. Наконец раздался вопрос:
— А если преступление было совершено по справедливости, по совести. Душа от этого не пострадает?
— Кто сидит за чужие грехи, а совесть чиста? — переспросил доктор и продолжил:
— Конечно, душа в этом случае не пострадает, хоть человек и отсидит свой срок в миру.
— Какой же это хмырь за чужие грехи расплачиваться станет? Вот, балда! — очнулся пахан. — Не врубаюсь, о чём это вы там кудахчете? — с усмешкой закончил он.
— А я понимаю доктора! — раздался чей-то голос, и взахлёб продолжил:
— Мне об этом ещё бабка сказывала…
— Я вот сижу тут, а совесть моя чиста, — послышался чей-то радостный голос. — Значит, и моим деткам ничего не будет.
— Ишь ты! Чистюля отыскался! — возмутился кто-то. — А мы? А что будет с нашими детьми?
— Не верьте! Не верьте доктору! — вновь встрепенулся пахан.
— Разве я настаиваю, чтобы мне верили? — удивился доктор, пожав плечами. — Просто вспомните о тех людях, у которых на совести грех. Что стало с их детьми и семьями?
— Братцы! Сосед наш, рецидивист, помер. Сам был здоровый, как бык, а детки у него, как на подбор, сплошь рахитики-паралитики, — и с разных мест сразу же посыпались свои рассказы и догадки.
— Доктор! Но как нам сделать, чтобы эта кара на детей не пала, а миновала бы их?! — перекрыл всех чей-то вопль.
— Не слушай доктора! — ещё истошнее завопил пахан. — Врёт он всё! Врёт! Ничего вашим детям не будет!
— А нам уже ясно, почему у тебя ни жены, ни детей, — с усмешкой раздался голос из глубины зала.
Пахан в ярости вскочил на ноги.
— А отца и мать в могилу вогнал! — добавил ещё кто-то.
— Ничего святого за душой не имеешь! А теперь режь меня! Режь меня! — истерично завопил ещё кто-то и вскочил на ноги.
— А ну, мужики! Встать, кому свои детки дороги! — взревел голос из другого конца зала и, как по команде, половина зала вскочила на ноги.
Это был бунт, и пахан презрительным взглядом попытался охватить всех вставших. Через мгновение благоразумие взяло верх, и, противно улыбаясь, он сел обратно, а начальник облегчённо вздохнул.
— Что?! Слабо?! Бездетный ты наш! — залился кто-то истеричным смехом, и зэки со смехом расселись по местам.
— Вот вам преимущество живой аудитории, и рубильник вырубать не надо, — попытался разрядить обстановку доктор.