— Все из-за тебя, козла!

— Я ж просто пошутил, а ты сразу с кулаками!

— Пошутил?! Совсем дебил?! Я такие шутки в гробу видал!

Слово за слово, диалог петушков быстро стал набирать обороты. Разделенные лишь метром, теперь мальчишки кидались оскорблениями. И боль нехотя, но притупилась. Мальчишки опять, пусть и словесно, но дрались.

Первым их услышал Марк. Слова русского мата всегда ассоциировались у него с видом грубого быдла, а те же слова, воспроизведенные мальчишеским фальцетом, и вовсе вызывали неприкрытое бешенство. Отчасти потому, что мальчики эти — были его учениками. Детьми, в воспитание которых он вкладывал свою душу, силы и кое-что еще. Проходя по коридору, танцор замер и выражение — «пошел ты на хуй» кайлом бухнуло в его рафинированное сознание.

— Карпыч! — Марк постучал в дверь у лестницы. — Карпыч, ты здесь?!

После недолгой паузы дверь отворилась. Карпыч вопросительно уставился на Марка.

— Карпыч, эти двое. Кажется, опять.

— Что опять?

— Опять нам мешают.

— Как это? Я ж их прицепил. На дыбе голубки.

— Вот тебе и голубки. Воркуют так, что уши вянут. Сам послушай, — Танцор уткнул руки в бока и ждал. — Слышишь?

— Не разберу только….

— Я так не могу! Заставь их замолчать! В конце концов, это — невыносимо!

— Ладно. — Карпыч устало вздохнул. — Сейчас, все решим.

Услышав скрежет дверного замка, пленники сразу притихли. Кто мог их посетить, оба прекрасно знали. Это мог быть только он. И ждать от этого визита чего-то хорошего не приходилось. Еще до того, как в комнате зажегся свет, в возникшем силуэте они увидели статную фигуру и кончики усов. Наихудшие опасения оправдывались. Ленчик заметил, что усач что-то держит в руках, но что именно разглядеть не удалось. Через секунду лампа на потоке вспыхнула, и пленники увидели в толстых руках Карпыча медицинский шприц.

— Что, хуесосы, не спится? Сейчас, я вас, блядь, успокою!

Усач прошел под лампу, поднял шприц на свет и начал выдавливать из него воздух.

Ромка зарыдал, отчетливо сознавая, что сейчас будет, но надзиратель был чужд сантиментов. Усевшись на худые ноги, он воткнул иглу в детский живот и нажал на поршень.

— Пожалуйста, не надо…. А-а…

Мальчик вскрикнул, дернулся, но стальные браслеты держали его намертво. Оставалось лишь терпеть. Опустив поршень наполовину, Карпыч вытащил иглу. Встал и подошел к Леньке. Всегда боявшийся уколов, пацан сейчас предпочитал молчать. Закрыв глаза, с силой стиснул зубы: «Только бы не закричать. Мм-м. Только бы…». Острое металлическое жало быстро проткнуло кожу и, подобно змеиному зубу, исторгло желтую жидкость. Карпыч встал, но Ленчик по-прежнему не открывал глаз. Боль от инъекции еще не отступила, но гораздо страшнее был вид усача. Себе Ленчик даже поклялся, когда все закончится, больше не подаваться Ромкины провокации, а просто лежать и молчать. «И пусть он говорит что хочет, пусть обзывает последними словами, я все равно будет нем. Ведь все, что говорит Ромка, он говорит от обиды и бессилия. А, значит, неправду».

Усач крякнул, поднялся и поплелся на выход. Уже в проеме пробасил.

— Еще раз вякните, приду с топором! — Ребром ладони Карпыч рубанул по стенке. — Сначала ваши стручки, а потом и башку! Все понятно?

Пацаны молчали. Ленчик лежал с закрытыми глазами, а Ромка от страха уже и говорить не мог.

— У-у, блядь! — Усач вдарил в стенку кулаком. — Уроды малолетние!

После укола как-то сразу стало спокойнее. Перед глазами Ромки поплыли радужные круги, и сознание стало погружаться в молочную пелену. Мальчику увиделась мать. Она крепко прижимала его к себе и ласково просила: «Ромочка! Сыночек, сходи на рынок. Спроси у тети Клавы десять рублей. Она еще семечек тебе обещала дать». Мать говорила медленно, будто нараспев. Пару раз она и вовсе замолкала, будто засыпала на ходу, но Ромка знал, это — не сон, от героина мать часто висла и через несколько секунд должна была придти в себя. «Сходи, сыночек».

Его сосед — Ленчик, не помнивший матери, видел себя в зоопарке. Однажды, наперекор правил, его свозил туда жалостливый клиент. Мальчик остановился у клетки с павлином и долго смотрел на птицу. Павлин был красив: он гордо прохаживался по клетке, демонстрируя посетителям узор на хвосте, и тряс хохолком. Ленчик кинул ему кусок булки, но павлин даже не взглянул на подачку.

— Правда, красивый?!

Клиент — румын или чех, смешно говоривший по-русски, улыбался и кивал: «Да-да». Потом купил Леньке мороженное и пообещал в следующий раз непременно увезти его с собою. Прождав почти год, мальчик все еще надеялся, что бородатый дядя Карл выполнит свое обещание. Но Карл все не приезжал, а надежда оставалась. Ленчик все еще ждал.

С уходящими минутами напряжение медленно, но отступало. Завернутое в красивые картинки, сознание блекло в приятном забытье. Шершавая фанера, холодная сталь — они уже не беспокоили. Да и тело, растянутое на кровати, казалось чужим. Пленники удалялись в страну иллюзий.

Забыть Карпыча, его дом и подвал было сложно. Даже за десять прошедших лет. Если вообще, возможно. Указатель на трассе, словно топор в молодую поросль, врезался в мальчишескую память неискоренимо. И зарубка та еще не заросла. Макс спросил у таксиста — далеко ли это и, не моргнув глазом, тот выдал стоимость — двести долларов. Пришлось соглашаться.

Дорога в бывший ад показалась неимоверно длинной. По детским ощущениям, Карпыч преодолевал этот путь гораздо быстрее. Но, то ли усач ездил проворнее, то ли ощущения его обманывали — в этот раз Макс измучил себя томительным ожиданием.

— Долго еще?

Таксист раздраженно буркнул.

— Куда торопишься-то?! Итак, на пределе катим, проблем с гаишниками потом не оберешься.

— Понятно…

— Скоро уже. Поворот вон, видишь?! Нам туда.

Через пару минут Макс уже видел крыши крайних к дороге домов.