— Невеста, что ль, твоя? — Хаук оценил ее таким взглядом, что, будь здесь его законная жена Ласкарирель, непременно устроила бы сцену ревности.

— Да нет, — Брехт прикусил губу. Как ему объяснить…

— Хорошая. — Император продолжал буквально раздевать молодую орчиху взглядом. — Женись!

— Не-э-эт! — чуть ли не хором взвыли сразу оба клана, причем Эль-Бран орал громче Хадов. — Ваше величество! Мой император! Он не может… Не должен!

— Не хочу, — попятился и Брехт с таким видом, словно ему предложили прыгнуть в ров со змеями. Хотя змеи — оно более безопасно! Ну умрет после недолгих мучений, но и все!

— Не понял! — нахмурился император.

— Ваше величество, — вперед вышел Хравн Эль-Бран. — Брехт не может жениться на этой девушке! У него уже есть две невесты!

— Целых две? — вытаращился Хаук. — Это как?

— По закону гор! Три его брата погибли в войне за Золотую Ветвь. У двоих остались вдовы. Брехт — единственный мужчина в роду, и, дабы не прервался род, он должен взять в жены одну из них!

— О как, — мотнул головой Хаук. Об этом обычае он слышал и отступать от традиций не хотел. Более того — если бы у него был женатый брат и если бы этот брат погиб, оставив вдову, не видать ему самому Ласкарирели как своих ушей. — Это все меняет!

— Ваше величество, — старейшина Хадов поспешил взять реванш, — мои сыновья потому и набросились на Брехта, что все у нас знают, что он должен жениться на своей невестке. А тут они увидели, как он пристает к их сестре. Они были в своем праве…

Хаук посмотрел на Брехта. От него не укрылись знаки рода и весьма короткий «послужной список», вытатуированный на руках и плечах молодого орка. У того действительно не осталось родных братьев, что налагало на Брехта определенную ответственность. Но этот парень ему нравился, и взгляд, которым он ответил императору, еще больше закрепил странную приязнь между ними.

— Закон гор гласит… — начал Хаук.

— Мой император, — Брехт решительно шагнул вперед, — я не могу жениться…

— Почему?

«Потому что мне не нравится ни одна из невест!» — мог бы сказать молодой орк, если бы дело действительно было только в этом. Все это время он лихорадочно придумывал отмазку, чтобы его прямо из тронной пещеры не потащили под венец, и, кажется, придумал.

— Просто у меня есть долг перед орочьим народом! — провозгласил он. — И это важнее. Тем более что у моих покойных братьев остались три сына, так что продолжить род есть кому!

Оба клана заворчали, но Хаук решительным жестом пресек возмущение.

— Ах вот как? — живо заинтересовался он. — И что же это за долг?

— Один шаман посоветовал мне посетить… э-э… Пещеру, — осторожно произнес Брехт.

Полгода назад, беседуя с Уртхом на берегу реки, он решительно открещивался от всякой связи с миром магии и колдовства, но сейчас решил, что уж лучше это, чем брачные узы.

Словно хищный паук из засады, рядом с ним возник тот самый шаман, который только что осматривал обоих поединщиков. Глаза его горели каким-то нездоровым блеском.

— Ты шаман? — поинтересовался он.

— Я — нет. Но так уж вышло, что… я принес весть о наших древних богах!

Конечно, прозвучало это как-то коряво, император даже неопределенно хмыкнул — мол, на что только не идут мужчины, чтобы избежать брачных уз! — но шаман остался совершенно невозмутимым. Он несколько раз провел ладонями перед лицом Брехта, словно стирая пыль с чего-то невидимого и очень хрупкого. Потом его глаза вдруг оказались очень близко. Так близко, что Брехт увидел в них свое отражение. Тот, другой, Брехт какое-то время оставался неподвижен, а потом вдруг ожил, двигаясь и переступая с ноги на ногу в каком-то странном, непонятном, диком танце…

Они отшатнулись друг от друга одновременно. Судя по ошарашенным лицам собравшихся, все видели что-то ускользнувшее от внимания молодого орка.

— Да, — шаман, как ребенка, взял Брехта за руку, — он пойдет со мной.

— Значит, — Хаук коснулся рукой синяка, — тот странный боевой клич, который ты выкрикнул…

— Это имя одного из наших богов, — сказал Брехт. — Гэхрыст — вождь богов орков. Я работаю на него.

Можно было подумать, что на этом все кончилось, но как бы не так!

По словам проводника, лишь прошедший обучение шаман, представленный духам и получивший соответствующее благословение, имел право переступить порог Пещеры, да и то по предварительному, за несколько месяцев, согласованию со служителями оной. Большинство орков Пещеру считали средоточием всего божественного: дескать, там находился прямой канал общения с духами, там шаманы обретали волшебную силу, там они как бы подпитывались ею… ну и так далее. Сами же шаманы и распространяли эти слухи, хотя в действительности все обстояло гораздо прозаичнее.