Алина с ходу предложила пригласить Марию Петровну Дмитрук. В умении ладить с людьми ей не было равных.

– Это, какую же Марию? Верного вассала Жарковского? Человек из стана врага не может стать членом нашей команды: это чревато подвохами.

– Ну, я думала… у нее в санатории частный кабинет по методу Фолля.

– Кабинет пусть забирает и катится подальше. Как только возьму бразды правления в свои руки, так и выставим ее.

– Есть еще кандидатура: Ксения Игоревна Королёва. Она прежде работала в этом санатории, но поцапалась с Жарковским. Ее в симпатиях к главврачу не заподозришь. И специализация у нее полезная: врач-физиотерапевт. Наше старичье будет руки-ноги ломать, на этот случай разные УВЧ и кварцы пригодятся.

Впервые в жизни Алина выступала в роли покровительницы своей высокородной подруги. Долгие годы детства Алина ощущала свою приниженность, тогда опекали и жалели ее. Теперь она, возвышалась в собственных глазах, чувствовала превосходство над поверженной. Немыслимая гордыня наполняла Алину: теперь Ксения будет до гроба ей благодарна. Ведь убогая подружка ныне трепыхается как птичка в силках, без денег, без работы.

– Она чей клан представляет? Семья у нее есть? Муж, дети, родители? – засыпал вопросами Алину Руст.

Алина едва успевала отвечать. Сказала, что Ксения воспитывалась в семье видного профессора медицины. Что он эмигрировал с другой семьей в Америку много лет назад, а мать тоже была врачом, но умерла. Наконец, что сама Ксения была замужем, но сейчас разводится, что у нее есть ребенок – мальчик шести лет. Алина мимоходом решила предложить Русту и кандидатуру Вадика. Она догадывалась, что Ксении будет неприятно лицезреть бывшего мужа в непосредственной близости, но ей, Алине, удобно иметь под рукой старого приятеля. Она уже простила ему дурацкие закидоны на прошлом этапе их сотрудничества.

– Есть еще один врач, хотя он давно не практикует. Вадим Кривонос, помнишь? Со мной здесь разведку проводил.

Руст, наморщив лоб, уточнил:

– А-а, этот? Занятный кадр. Пусть подъедет ко мне, поговорим. Нам находчивые люди с медицинским дипломом пригодятся. Будет в регионе клиентов подыскивать для нашего пансиона. Я уже и название своей золотой богадельне придумал – «Рай при жизни».

За разговором Руст и Алина не заметили, как стояли в пробках, как ехали по запруженным автомобилями улицам. Наконец шофер затормозил у Смольного, рядом со зданием городской администрации. Полчаса пролетело как пять минут. Обоим предстоял напряженный рабочий день.

Победители праздновали победу всей командой. Проигравшие – Жарковский и Мария – остались вдвоем. Жарковский чувствовал, что разваливается на части: руки, ноги, голова, туловище, – все казалось чужеродным и тяжелым. Обсуждать в таком состоянии стратегию дальнейших действий со своими адвокатами он был не в силах, и только присутствие Марии поддерживало его. Он впервые пригласил верную помощницу в свою петербургскую квартиру.

Мария с любопытством разглядывала обстановку: все здесь еще напоминало о недавно умершей жене главврача: и стоящее в углу инвалидное кресло, и халат, висящий на крючке с боковой стороны шкафа, и кровать со специальным подъемным приспособлением. Оголенный матрац производил жуткое впечатление. Коробочки с лекарствами теснились на подоконнике. Мария отвела глаза. Почему Жарковский не убрал это, почему пригласил ее в такую комнату?

Хозяин наскоро накрыл большой обеденный стол, стоящий в комнате покойной. Продукты они с Марией купили по пути сюда, в универсаме. Жарковский открыл банку консервированного горошка, высыпал его в салатницу, заправил майонезом. Это было любимое блюдо в его студенческие годы – все общежитие увлекалось тогда этой закуской. И избалованную сокурсницу, ленинградку, свою будущую жену, он угощал этим горошком. Сейчас на ее стуле сидела другая женщина.

– Ешь, Мария. Не стесняйся. Да. Совсем забыл, – он засеменил на кухню и принес из холодильника бутылку водки. Затем достал из серванта стопки и наполнил их.

Они выпили не чокаясь, будто хоронили свои мечты о санатории. Возраст человека выдают не морщины, а выражение глаз. Сейчас Жарковский казался стариком. Даже сорокаградусный напиток не добавил блеска его глазам.

– Что-то не идет сегодня, – Жарковский отставил в сторону стопку и тарелку с недоеденным горошком. А ты ешь, ешь.

Но у Марии тоже пропал аппетит, что было для нее большой редкостью.

– Ты, Маша, удивлена, зачем я тебя сюда пригласил. Здесь, сама видишь, тоска, как в склепе. Мне и вправду неохота жить. Без санатория я – никто. Вот ты меня добивалась последний месяц, скажи, зачем я тебе нужен? Надеялась стать хозяйкой санатория? Но теперь карты перемешались.

– Не говори так, Виктор. Мы же с тобой уже несколько лет знакомы. Ты всегда был мне симпатичен.

– Но когда-то, когда я был на коне, да и моложе, ты отклонила мои ухаживания.

– Ты был женат. Я же выросла в патриархальной семье, у нас был строгий уклад. Устои закладываются в детстве.

– Ты мне не казалась монашенкой. Сдается мне, что с массажистом вас связывала отнюдь не пионерская дружба.

Мария недоуменно передернула плечами, колыхнула своим главным женским богатством. Опустила глаза: