Когда Вальдемар как-то погладил ее по волосам и спросил, почему она причесывается как-то по-новому, Люция немедленно сделала прическу, какую носила Стефа. Но прекрасно понимала, что все это лишь усугубит отчаяние Вальдемара, когда он придет в себя. И вскоре этот миг наступил.

Вальдемар спал крепким, благотворным для организма сном. Люция сидела рядом, не выпуская его руку, измученная бдением, держась из последних сил. Она перевела потухший взор с исхудавшего лица Вальдемара на окно, озаренное серым рассветом, погрузилась в печальные мысли. Опасность миновала, радость наполняла ее сердце — но одновременно там давно поселилась мучительная тревога. Сейчас она с ним, и он ласкает ее, не представляя, кому достаются его ласки, — но вскоре ей придется уйти. Выть может, она даже будет безжалостно отвергнута. Снова печаль, снова муки! Ничего, лишь бы он выздоровел…

Рука больного дрогнула в ее ладони. Люция почувствовала на себе взгляд. Охваченная страхом, повернула голову, посмотрела прямо в его серые глаза, широко открытые, сверкающие, совершенно ясные… изумленные!

— Люция! — крикнул он, словно не веря своим глазам.

Она вскочила, хотела бежать, словно пойманная на месте преступления. Но опомнилась, остановилась.

— Люция? Что ты тут делаешь?

— Сижу с тобой, Вальди, — в испуге прошептала она.

— Где мы?

— В Белочеркассах. Ты был болен…

— Болен… ага! Скажи, кто еще здесь…

— Доктора… Юрек Брохвич…

— А еще?

— Юр и глембовический управитель.

Вальдемар нетерпеливо огляделся. На его лице вспыхнул гнев:

— Но… есть кто-то еще, был кто-то… кто-то еще… говори!

— Никого больше не было, Вальди…

Люция поняла, кого он ищет взглядом, и спазмы вновь сдавили ей горло.

Он нервно озирался, пошевелился беспокойно:

— Как это — никого больше? Говори! Она была здесь? Ты же не единственная женщина, что сидела возле моей постели?

— Единственная, Вальди…

Сначала взгляд его был недоверчивым. Потом в нем мелькнула печаль, потом ярость, словно вспышка молнии. Он сжал руку Люции, словно бы с ненавистью, произнес сквозь зубы:

— Только ты? Ты одна, Люция?

В этом вскрике были обманутые надежды и смертельное разочарование. Для Люции его слова стали болезненным укором, жгучей пощечиной.

Слезы потекли по ее лицу, падая на одеяло, на руки Вальдемара. Она хотела уйти, но превозмогла обиду, стояла, опустив глаза, терпеливо ждала.

Он отпустил ее руку. Взглянув на ее слезы, смочившие одеяло, снова на нее, закрыл глаза и склонил голову набок:

— Я буду спать. Все оставьте меня.

Люция скорее угадала эти слова по движению его губ, чем услышала. И отошла бесшумно, как тень, бледная, отчаявшаяся, роняя на паркет слезы, словно капли яда.

Когда она исчезла, Вальдемар вновь открыл глаза.

«Это была Люция» — подумал он.

Но зачем она приехала?

Почему?

Однако рано было говорить, что все обошлось. Достаточно было опустить руки, недооценить болезнь — и она могла вновь вспыхнуть. Все врачи пришли к единогласному выводу: майората следует немедленно отправить на юг. Но он противился этому. Однако его убедили прямо-таки умоляющие письма пана Мачея и княгини Подгорецкой, робкие просьбы Люции и настояния Брохвича. Вальдемар уступил — правда, он хотел заехать сначала в Глембовичи. Но этого врачи ему не позволили. Люция оставалась в Белочеркассах, стараясь не показываться майорату на глаза — так что он даже спросил как-то, не уехала ли она, не видя ее больше.

Доктора рассказали ему, как Люция, забыв покой и сон, сутками напролет просиживала у его постели. Вальдемар был необыкновенно тронут ее добротой и самоотверженностью, рвался поблагодарить ее от всего сердца, но никак не удавалось ее увидеть — а если они и виделись, то так недолго, что он не успевал ничего сказать. При Вальдемаре она держалась весело, радостно, ничем не выдавая, что творится у нее на душе. И Вальдемар, чувствовавший себя чуточку виноватым, вспоминая словно сквозь сон, как оттолкнул ее руку, теперь совершенно успокоился. Правда, он инстинктивно ощущал, что спокойствие ее мнимо, пытливо изучал ее взглядом — но Люция прекрасно играла роль веселой и беззаботной.

Брохвич вызвался сопровождать Вальдемара на юг. С ними хотел было отправиться и глембовический врач, но Вальдемар этому воспротивился. Он взял лишь Юра (тайно от него получившего от Люции дополнительные наставления).

Пришел час расставания. Предстоящее путешествие ничуть не радовало Вальдемара — Ривьера его не прельщала, и он откровенно злился. Однако холодный ноябрь, морозный воздух, кровь, все еще появлявшаяся при сильном кашле, — все это убеждало, что следует поберечь себя. И все же хотя майорат прекрасно понимал неизбежность отъезда, он пребывал в состоянии странной апатии, пугавшей окружающих.